Обед в ресторане «Тоска по дому»

— Да, да… Но мне хотелось порадовать ее чем-нибудь.

На него посмотрели искоса и наконец со скрытым раздражением проводили в палату.

Раньше миссис Скарлатти предпочитала общую палату. (Она была весьма общительна.) Откинув голову, выпрямившись, она сидела в своем эффектном черном халате, косынка из батика прикрывала ее волосы. «Голубчик!» — говорила она, едва он появлялся в дверях. Женщины в палате на миг настороженно застывали, пока до них доходило, насколько он молод — слишком молод для миссис Скарлатти. На этот раз она лежала в отдельной палате, и все, чем она была в состоянии встретить его, — это открыть глаза и снова устало закрыть их. Теперь он даже не был уверен, хочет ли она его видеть.

Он знал, стоит ему уйти, и кто-нибудь из персонала выльет принесенный им суп. А ведь это — его коронное блюдо, суп из куриных желудочков, который она всегда любила. В его рецепт входило двадцать зубчиков чеснока. Раньше миссис Скарлатти утверждала, что чеснок успокаивает желудок и нервы, улучшает настроение на целый день. (Такой суп, однако, не включали в меню, потому что, по ее словам, он был «тяжеловат» для изысканного ресторана Скарлатти. И это несколько обижало Эзру.) Когда здоровье еще позволяло ей находиться дома, он часто готовил для нее в ресторанной кухне этот суп и сам относил наверх, в ее квартиру. Даже в больнице она поначалу съедала по маленькой тарелочке. Теперь об этом и речи не было. И все же он продолжал носить ей этот суп — от полнейшего бессилия; не лучше ли стать на колени у ее кровати, положить голову на простыню, взять ее руки и попросить: «Миссис Скарлатти, поправляйтесь». Но она — деловая женщина, это шокировало бы ее. Вот ему и оставалось лишь одно — приносить ей суп.

Он сидел в углу палаты в кресле из зеленого пластика, со стальными подлокотниками. Наступил октябрь, и уже начали топить — воздух был жгучим и сухим. Изголовье больничной кровати слегка приподняли, чтобы миссис Скарлатти легче было дышать. Время от времени она шептала, не открывая глаз: «О господи!» И тогда Эзра спрашивал: «Что? Вам что-нибудь нужно?» А она только вздыхала. (Или, может, это журчала вода в батареях?) Эзра не приносил с собой книг, не заводил разговоров с медсестрами, которые то появлялись, то исчезали, поскрипывая резиновыми подошвами. Он сидел опустив голову, уронив на колени свои большие бледные руки.

В последнее время он немного пополнел. Толстым не был, нет, но словно бы округлился и раздался вширь, как нередко случается со светловолосыми мужчинами. Теперь же он сбросил этот излишек веса. Как и у миссис Скарлатти, его организм не принимал пищи. Одежда висела мешком на его крупном, словно бы утратившем объем теле. Спереди и сзади — широкий, а посмотришь сбоку — тонкий, как лист бумаги. Волосы, будто сноп пшеницы, падали ему на глаза, он и не пытался откинуть их назад.

Им с миссис Скарлатти немало довелось пережить вместе, сказал бы он, спроси его кто-нибудь об этом; но что именно? Муж у нее оказался никудышный (дело случая, по ее словам, так же как бутылка плохого вина), и она ушла от него; на войне в Корее убили ее единственного сына, ровесника Эзры. Оба эти события она пережила в одиночку, еще до того, как взяла Эзру в компаньоны. Ну а сам Эзра пока ничего серьезного не пережил. В свои двадцать пять лет он не был женат, не имел детей и по-прежнему жил с матерью. На поверку все, что он и миссис Скарлатти пережили вместе, были годы тихого, дремотного однообразия. Ее жизнь, затерявшаяся где-то в прошлом, и его, все откладывавшаяся на будущее, встретились, и вот теперь они поддерживали друг друга в образовавшейся вокруг пустоте. Эзра был благодарен миссис Скарлатти за то, что она спасла его от бесцельного, бессмысленного существования и научила всему, что знала сама; более того — за то, что он был нужен ей. Не будь ее, с кем бы он остался? Брат и сестра жили самостоятельно; он преданно любил мать, но она была чересчур эмоциональна, и ему все время приходилось быть начеку. По общепринятым меркам его и миссис Скарлатти нельзя было считать людьми близкими. Эзра называл ее «миссис Скарлатти». Она Эзру — «моя мальчик», «мой ангел», но держала его на расстоянии и никогда не интересовалась его жизнью вне ресторана.

Эзра знал: после ее смерти единоличным владельцем ресторана станет он. Миссис Скарлатти сказала ему об этом перед тем, как в последний раз лечь в больницу. «Не нужно», — ответил он. Она промолчала. Наверное, решила, что это только слова. Конечно, внутренне он не желал, не домогался чужого (он никогда не придавал деньгам особого значения), но куда денешься? Так или иначе ей больше некому оставить ресторан. Она подняла руку и тут же уронила ее. К этому разговору они уже не возвращались.