Проводив бабулю, я помыла чашки и поглядела на балкон – никого. Ладно, будем собираться ко сну, почитаем детективчик в кроватке, а может, лучше налить ванну и залечь туда? Развести пену, прихватить пару бутербродиков, вытянуться в теплой воде… Замечательная идея!
Радостно улыбаясь, я вошла в ванную и принялась перебирать бутылочки с разноцветными этикетками. Да, с появлением Ириши количество косметики на полках значительно возросло. Одних шампуней у нас теперь больше десятка, а пены для ванны, всяческих ароматических масел, растворяющихся в воде «подушечек» просто немерено.
Перенюхав с десяток пластиковых и стеклянных емкостей, я вылила в ванну розовую жидкость, приятно пахнущую гиацинтом, швырнула туда мочалку и, напевая, собралась раздеваться. В это мгновение раздался телефонный звонок.
– Евлампия, – донесся из трубки слабый голос, – вы хотели получить дневник Жанны?
– Да! – заорала я, не помня себя от радости. – Да, конечно, он у вас?
– Здесь лежит, – прошелестела еле слышно женщина.
Либо она больна, либо очень старая, вон как разговаривает, словно находится на краю могилы.
– Какая удача! – радовалась я, пытаясь одной рукой застегнуть джинсы. – Откуда вы узнали мой телефон?
– Господин Дубовский дал, – задыхалась собеседница, – приезжайте.
– Куда?
– В Ломакино, на электричке с Киевского вокзала…
– Сейчас? Но ведь уже девять часов!
– Завтра в семь утра я навсегда покидаю Россию, – пояснила незнакомка, – уезжаю на постоянное жительство в Израиль, у вас последний шанс – сегодня.
Не колеблясь ни секунды, я заявила:
– Давайте адрес.
– Ломакино, улица Октябрьская, восемнадцать.
– Как вас зовут?
– Ольга Кац, – ответила женщина и бросила трубку.
Я забегала по квартире, пытаясь одновременно одеться, причесаться и накраситься… Как назло, дети все не возвращались. Отчаявшись их дождаться, я написала записку: «Срочно уехала по делам в Ломакино, буду завтра», прикрепила бумажку на холодильник, схватила сумку, кошелек и ринулась к двери, но не успела отпереть замок, как раздалась звонкая трель. Радуясь, что ребята успели вернуться до моего отхода, я распахнула дверь и увидела нашего соседа-психиатра с нижнего этажа.
– Простите великодушно за поздний визит, – завел он шарманку, – но я вынужден был…
– Ну? – весьма невежливо поинтересовалась я, влезая в куртку.
– Извините, бога ради, но у меня снова капает.
О черт! Я совсем забыла про наполняющуюся ванну. Небось губка заткнула отверстие слива, и вода хлынула на пол. Но мне было совершенно некогда разбираться с очередным потопом, потому что я могла опоздать на последнюю электричку.
– Никогда бы не решился побеспокоить, – монотонно зудел сосед.
– Вот что, – заявила я, выскакивая к лифту, – если хотите, чтобы ваша квартира не превратилась в аквапарк, бегите рысью в нашу ванную, закрутите кран и подотрите воду, можете пошвырять в лужу грязное белье, найдете в чулане, его там до потолка!
– Это вы мне? – изумился сосед.
– Ну конечно.
– Да, но…
– Извините, я опаздываю! – выкрикнула я, впихивая его в прихожую. – Не стесняйтесь, начинайте. Впрочем, сейчас дети вернутся и помогут вам.
С этими словами я нажала на кнопку с цифрой «один» и стремительно понеслась вниз. В следующий раз, когда мы опять устроим «водопад», надо будет узнать, как все же зовут этого милого, но слегка занудливого человека!
На электричку я благополучно успела, вскочила без билета в последнюю дверь и пошла вдоль состава, выискивая вагон, где сидит побольше женщин. Ехать поздним вечером в компании сильно подвыпивших мужиков не хотелось. Состав несся сквозь темный лес, изредка оглашая окрестности коротким, тревожным гудком. За окном мелькали дома и домишки с уютно светящимися окнами. Даже коробейники, торгующие всякой всячиной, не ходили в этот поздний час по вагонам в поисках покупателей. Не было и контролеров, и я преспокойненько прибыла «зайцем» в Ломакино.
Это был крохотный полустанок, узенькая платформа, по бокам которой стоял дремучий лес. Апрель в этом году холодный, зима все никак не сдает своих позиций, но в Москве снег давно сошел. Здесь же кое-где виднелись небольшие бело-серые кучи и стояла странная, какая-то нереальная тишина, особенно пронзительная после шума электрички.
Я сошла в Ломакине одна, ни единого человека не было на платформе, и, когда состав, лязгнув железными дверьми, умчался, мне стало жутко. Где же тут Октябрьская улица? В лесу проспектов нет. Куда идти? Честно говоря, отправляясь в путь, я предполагала, что на вокзальной площади в Ломакине найдется какой-нибудь ларек, круглосуточно торгующий пивом, жвачками и водкой. Надеялась, что продавец покажет дорогу… Но здесь, похоже, не ступала нога прогресса, не было даже билетной кассы…
Вдруг в самом конце платформы мелькнул красный огонек.
Обрадовавшись донельзя, я заорала:
– Подождите, пожалуйста!
Раздались шаги, и из темноты вынырнули две бабы и один на удивление вполне трезвый мужик.
– Чего голосишь, как потерпевшая? – спросил он.
– Где Ломакино? Подскажите, пожалуйста.
– Тебе поселок или деревню? – поинтересовалась одна из женщин, сплевывая шелуху от семечек.
Я растерялась: