Обаятельный деспот

– Простите, но что значит – кто-то?! – шутливо возмутился Эдвард. – Не кто-то, а нежно любящий и заботливый кузен, который беспокоится, как вы обходитесь без его бдительного присмотра. И я вижу, что мое беспокойство оказалось не напрасным. Судя по вашему слабому голосочку, вы или неважно себя чувствуете, или вас здесь недокармливают.

– Ну что вы, ничего подобного! – горячо возразила Клер. – Я чувствую себя прекрасно, и кормят меня замечательно. Так что боюсь, любезный кузен, вы меня не узнаете: я, кажется, набрала лишний вес и стала сама на себя непохожа.

– Это не страшно, – убежденно заявил Эдвард. – По-моему, немного поднабрать веса вам не помешает: женщина не должна быть похожа на скелет из анатомического кабинета. Только не вздумайте обижаться! – торопливо прибавил он. – Я успел разглядеть, что все нужные места у вас довольно круглы и аппетитны.

– Мистер Хелдман, вы просто пошляк! – возмущенно вскричала Клер.

– А вы – феминистка с ханжескими замашками, – весело парировал Эдвард. – Кстати… – он сделал многозначительную паузу, – да будет вам известно, дорогая кузина, что я вовсе не мистер Хелдман, а лорд Хелдман!

– Как? – удивилась Клер. – Разве у вас есть титул?

– Есть. Я виконт… А вы что, до сих пор не знали?

– Нет.

– Интересно, о чем же вы тогда говорили с моей матерью все эти дни? – Изумление, прозвучавшее в голосе Эдварда, было таким искренним, что Клер чуть не рассмеялась.

– А вы считаете, что мы должны были говорить только о вашей замечательной персоне, лорд Хелдман? – иронично поинтересовалась она. – Поверьте, у нас было очень много других, более интересных тем для разговоров.

– Не верю, – убежденно заявил Эдвард. – Во-первых, моей матери наверняка захотелось поболтать обо мне и, так сказать, немного обелить меня в ваших глазах. А во-вторых, дорогая моя Клер, я ни за что не поверю, что вы могли удержаться от расспросов о моем детстве, занятиях и прочем. Должны же вы были выяснить, как и почему я получился «бессердечным чудовищем»!

Он попал в самую точку, и Клер почувствовала, как ее щеки начинают гореть. К счастью, Эдвард не мог сейчас видеть ее лица, а то бы он возгордился своей проницательностью и тем, что ему удалось в очередной раз повергнуть строптивую родственницу в смущение.

– Ничего подобного, – Клер постаралась придать своему голосу как можно больше убедительности, – если мы с Джудит и говорили о вас, то лишь совсем немного, мимоходом.

– Как-как? Мимоходом?! – с притворным негодованием переспросил Эдвард. – Дорогая кузина, я возмущен до глубины души! Чтобы женщины говорили обо мне мимоходом, словно о политических событиях на другом континенте… Знаете, у меня просто нет слов.

– Так что же, будем заканчивать разговор? – съехидничала Клер.

Эдвард рассмеялся.

– Неблагодарное создание! – шутливо упрекнул он ее. – Разве можно быть такой нелюбезной с человеком, который днем и ночью о вас беспокоится? Кстати, чуть не забыл! – вдруг спохватился он. – Я не успел позвонить матери днем, а сейчас, наверное, она уже спит. Дело в том, что я приеду не завтра, а в субботу, завтра не получается, не успел разобраться с делами.

– Да, я конечно же передам тете, – заверила его Клер.

– Что вам привезти из Лондона? Ну в смысле – какой подарок?

– Что? – растерянно переспросила Клер.

– Я спрашиваю, какой подарок вам привезти из Лондона, – с расстановкой повторил Эдвард. – Что вы молчите, Клер? Разве вы не любите получать подарки? Конечно, подарок должен быть сюрпризом, но ведь я еще не знаю ваших вкусов, вдруг вы захотите что-то особенное!

– Мне бы не хотелось вас…

– Вы меня нисколько не обремените, – насмешливо перебил ее Эдвард. – Так что, пожалуйста, не надо банальной чепухи, я этого не люблю. Итак, что вам привезти?

– Может быть, альбомы с лондонскими видами? – нерешительно промолвила Клер. – Если, конечно, у вас будет время заглянуть в книжный магазин.

– Оно у меня будет, – заверил ее Эдвард. – А теперь, дорогая моя Клер, нам пора прощаться. Да, кстати! – Он выдержал многозначительную паузу. – Надеюсь, вы хоть немного по мне скучаете? – Не дожидаясь ответа, Эдвард пожелал Клер спокойной ночи и повесил трубку.

Желание ложиться спать пропало, так же как и желание философствовать. Поняв, что ей не вернуть прежний умиротворенный настрой, Клер принялась сосредоточенно расхаживать из угла в угол. Она пыталась определить, какие чувства вызвал у нее разговор с Эдвардом, ей почему-то казалось, что это очень важно, что от этого многое зависит. И вскоре Клер нашла ответ на мучивший ее вопрос: она испытывала робкую, трепетную радость вперемешку с какой-то непонятной, но явно ощутимой тревогой. А еще Клер внезапно поняла, что испытывает… растущее чувство вины перед своим покойным отцом.