Об ораторе

53. (202) Ибо сильное впечатление производит задержание на чем–нибудь одном и яркое разъяснение с наглядным показом событий; все это очень важно и для изложения дела, и для украшения и распространения его, когда мы стремимся, чтобы наши ораторские преувеличения представлялись слушателям самой действительностью; часто встречается и противоположное этому беглое обозрение и выразительный намек, говорящий больше слов, и сжатая четкая краткость, и умаление в сочетании с осмеянием[606], которому научил нас Цезарь, (203) и отступление от темы, приятно развлекающее, но требующее потом ловкого и уместного возвращения к делу; предуведомление о том, о чем собираешься говорить, и подытоживание того, что уже сказано, и возвращение к сказанному, и повторение, и логическое заключение для возвеличивания или умаления истины; и вопрошание, как бы отвечающее на него подсказывание собственного мнения; затем то, что больше всего как бы вкладывается в сознание людей, — ирония, когда говорится одно, а разумеется другое, что особенно приятно в речи, будучи сказано не ораторским, а разговорным языком; далее сомнение, затем расчленение, затем поправка[607] того, что ты уже сказал или еще скажешь или даже вообще не собираешься говорить; (204) также предотвращение возражений против того, что ты скажешь и перенесение ответственности на другого; собеседование, когда ты словно обсуждаешь вопрос со своими слушателями; подражание[608] привычкам и поведению в лицах или без лиц — одно из существенных украшений речи и едва ли не самый ловкий прием, чтобы привлечь, а то и взволновать слушателей; (205) олицетворение — едва ли не самый сильный и блестящий прием усиления; описание, намеренное заблуждение, увеселение, предвосхищение; затем эти два сильнейших приема воздействия — уподобление и пример; разделение, перебивание, противопоставление, умолчание, одобрение; какое–нибудь смелое и даже дерзкое слово для усиления; негодование, порицание, обещание, просьба, мольба; попутное замечание, более скромное, чем упомянутое выше отступление; извинение, самооправдание, поддразнивание, пожелание и, наконец, проклятие[609]. 54. (206) Вот приблизительно какими блестками мысли придают речи яркость.

Что до самой словесной части, то и здесь, как в вооруженной борьбе, применяются либо угрозы и выпады, либо приемы, придающие ей изящество. Так придает ей иной раз силу, а иной раз прелесть и повторение слов, и добавление близко и сходно звучащего слова, и повторение одного и того же слова то в начале, то в конце, то — с упором — и в начале, и в конце, так что получается стык; и присоединение, и нарастание, и повторение одного слова в разных значениях, и возвращение к слову, и применение слов, сходных по падежным или однозвучным окончаниям или таких, которые равны или подобны[610] друг другу по длине. (207) Есть еще и особого рода усиление слов, и обратное их расположение, и благозвучная перестановка, и противоположение, и бессоюзие, и отклонение, и оговорка, и восклицание, и умаление и повторение в разных падежах, и перекличка отдельных слов, относящихся к отдельным предметам, и обоснование обсуждаемого, а равно и обоснование его сторон в отдельности, и уступка, и еще другого рода сомнение, и неожиданность, и перечисление, и другого рода поправка, и расчленение, и непрерывность, и недоговоренность, и сопоставление, и ответ самому себе, и переименование, и разобщение, и порядок, и отношение, и отступление, и описательное выражение.[611] (208) Вот приблизительно каковы приемы, — а их может быть и еще больше! — украшающие речь мыслями и словесными оборотами.

55. — Как видно, Красс, — сказал Котта, — ты твердо уверен, что мы все это отлично знаем, и оттого высыпал все эти фигуры перед нами без определений и без примеров.

Уместность (208–212)