Об одной беспредметной выставке

Владимиру Кунину «разъяснили», что он не увидит премии ЦК ВЛКСМ, на которую его выдвинули, потому что не понимает, в чём цель образования, — она в ответственности перед народом, а не перед всякой шушерой.

Прошло две недели после встречи, боя и победы на каравелле, а картины всё ещё не возвращались домой. Яша звонил организаторам выставки, а те всё как-то уклонялись от прямого ответа: когда же вернут картины? На каравеллу просто так не пробраться — наткнёшься на устойчивые стены и крепкие фундаменты, и как узнать о судьбе «пространств света»? Как бы все пространства света не уничтожили как… призывающие «грабить и убивать»?! Уж не вдохновился ли кто-нибудь? Как бы не закрасили весь свет, идущий из пространства? Неприятно, когда где-то что-то светится без разрешения.

Вернут их или нет?

Наш «осведомитель» из высших сфер сообщил нам, что картины увезли в Большой дом (наше ленинградское отделение КГБ). Для чего? Чтобы в тюрьму их посадить, как призывающих к нехорошим мыслям? Понять, что в них призывает к грабежу и убийству? Использовать как наглядное пособие? Всем ведь известно, какое значение наглядности придаётся в этой конторе. А может быть, кто-то диссертацию пишет о влиянии живописи на преступления? Подумать только сколько внимания и любопытства! А может, хотят Дом осветить «окнами света?» Все их замыслы остались в тайне, и как мы ни ломали головы, придумать не могли. Для чего туда возили картины? Ума не могу приложить.

И есть ли кто-нибудь, кто знает разгадку или точно догадывается? — я бы послушала ответ. До сих пор притягивает эта загадочность. Уж больно долго там их разглядывали, видно, всё пытались найти убийственные мотивы, расшифровывать иерографические рисунки на текучей эмали. Эстеты и декаденты. «…Фиолетовые руки на эмалевой стене полусонно чертят звуки в звонко–звучной тишине…».

Один «человек оттуда», присматривающий за Яшиным развитием, Василий Иванович (не думайте, что это имя я придумала) признал на глазах у всех кагэбешников, что картины красочные, и… дал разрешение — рисовать! Пусть рисует! («Рисуйте! Рисуйте! Красиво! Сочно!» — Эти слова он сказал Яше на одном из дальнейших допросов уже по литературным делам).

Кто-то из философов сказал, что «…красота не может действовать. Она может быть и хранить себя», но это только во времена Гегеля, а наши кагэбешные сотрудники опровергают это утверждение, доказывая возможность воздействия красотой. И средний сотрудник органов присмотра за политической окраской ничуть не хуже любого другого инженерного товарища. Может, есть какой-то инстинкт искусства? «Рисуй, рисуй, безумное столетье…»

После трёхмесячного пребывания на глазах у изумлённых сотрудников двух закрытых учреждений, картины вернулись домой неповреждённые, незарисованные, обруганные и обласканные.

Только картины разместились по своим местам, как раздался звонок: «Говорят из Ждановского райкома комсомола. Мы хотели бы прийти к вам и поговорить…»

— О чём? — Спросила я.

— О смысле живописи.

Вежливо и ласково и опять… о смысле. Вот ведь как смысл разволновал! «Есть ли смысл? Есть ли смысл?» «Но есть Один, который без усилья весь груз паденья держит в двух руках.»

Я разрешила им прийти, хотя Яша не был доволен моим разрешением, считая их визит домашним допросом. Интересно, чего же они хотят?

Вошли два приличных молодых человека, как Яша их охарактеризовал, «Дубчики» — «социалисты с человеческим лицом». В одном из них мы узнали сына Спиридонова. Здравствуйте, товарищи! Хотите, чтоб Эрмитаж носил бы ваше имя!? Хотите узнать у абстрактного врага его ахиллесову пяту? Ни пить чай, ни есть они не хотели, а сразу начали «разговаривать».

— В чём состоит собственная сущность абстрактной живописи, отличающая её от других искусств? — спросил спутник Спиридонова. Яша начал отвечать, как всегда, совершенно серьёзно:

— Абстрактная живопись устранила из себя «литературные», непосредственно изобразительные элементы, и тогда стало подчеркнуто–ясно первостепенное значение внутренней гармонии живописных элементов и сочетаний: оказалось, что они сами несут огромную выразительность и, следовательно, обладают самостоятельным содержанием, не зависимым от внешних предметов.