Так, очень мило. Отправка альбома была единственным жестом, который бабушка когда- либо сделала в мою сторону. Теперь она не только отбирает его, да еще и стерла само событие из памяти. Я тут умилялась по поводу тети Сюзанны, и этой иллюзии меня тоже лишили. Конечно, Беттина в этом не виновата. Она жалобно смотрела на меня.
- Что-нибудь не так? - спросила я.
- Извините, не могу ли я воспользоваться вашими удобствами?
- Вам нужно в туалет.
- Да.
- Тогда почему бы вам не зайти в дом?
- Спасибо большое.
- Я могу приготовить вам чашку чая.
- Спасибо, дорогая. Это было бы замечательно.
Беттина прошла за мной через калитку к дому, где я открыла дверь и пропустила ее внутрь.
В моей квартире всегда прибрано, так что я не волновалась, что опозорю себя немытой посудой в раковине. Я волновалась, что у меня кончились чайные пакетики и молоко достигло достаточного возраста, чтобы пахнуть как младенческая отрыжка. Я посоветовала Беттине воспользоваться ванной на первом этаже, чтобы «освежиться», слово, которое пожилые люди употребляют вместо «писать, как скаковая лошадь после долгого бега».
Как только за ней закрылась дверь, я бросилась на кухню, чтобы проверить запас чайных пакетиков. Когда я открыла дверцу шкафчика, оттуда вылетела маленькая белая моль, которая была либо зловещим предзнаменованием, либо признаком наличия жучков.
Я открыла жестяную банку и обнаружила, что осталось три пакетика. При заглядывании в холодильник выяснилось, что молока нет вовсе, зато есть лимон, сок которого я собиралась смешать с содой, чтобы вымыть пластиковый контейнер, испачканный помидорами.
Этому трюку я научилась у тети Джин, которая славилась умением решать хозяйственные проблемы, в отличие от проблем реального мира.
Я наполнила чайник, поставила на плиту и включила горелку. Нарезала лимон. Достала чашки и блюдца, аккуратно положив чайный пакетик и бумажную салфетку возле каждой чашки. Когда Беттина появилась, мы сели и выпили чаю, прежде чем вернуться к интересующему нас предмету. К этому времени я смирилась с тем, чтобы отдать альбом, который лежал у меня на столе. У меня не было никакого права на него, и, судя по словам Беттины, вернуть его, значило почти спасти ей жизнь. Разобравшись с этим, я решила, что заодно могу получить какую-нибудь информацию. Я спросила:
- Что произойдет, когда вы положите альбом на место? Разве Гранд ничего не заподозрит?
- Я все уже продумала. Я могу засунуть его под кровать или в сундучок, который она хранит в шкафу. Я могу даже оставить его на видном месте, чтобы все думали, что он так и лежал там, у нее под носом. Есть даже рассказ об этом.
- «Украденное письмо», Эдгар Аллан По.
- Точно.
- Я до сих пор не могу понять, почему она мне его послала.
Беттина отмахнулась.
- Она вбила идею себе в голову. Когда она что-то решила, вам лучше делать, как сказано.
Она ненавидит, когда ей перечат, и отказывается объяснять. Когда она отдает команду, вам лучше быстренько исполнять, если вы знаете, что хорошо для вас. Не в обиду будь сказано, но она скандалистка.
- Я слышала об этом. Почему вы ее терпите?
Она отмахнулась и от этого вопроса.
- Я кланялась ей так долго, что у меня не хватило бы сил противостоять ей сейчас. К тому же, я живу в ее доме и не хочу, чтобы она меня выгнала.
- Вы ее ассистентка?
Беттина рассмеялась.
- О, нет. За такую работу не платят. Я помогаю ей из благодарности.
- За что?
- Корнелия может быть трудной, но может быть и добросердечной и щедрой. Она сделала мне большое добро много лет назад.
- И что это было?
- Я осталась сиротой и росла в приюте. Она и ваш дедушка взяли меня к себе и растили как свою собственную. Она брала и других детей, но я была первой.
- Вам повезло. Я сама сирота, но меня она не взяла.
Улыбка Беттины исчезла, и она посмотрела на меня с беспокойством.
- Надеюсь, вы простите меня, дорогая, но вы сказали это с горечью.
- Нет, нет. Я такая от природы. Всегда так говорю.
- Ну, надеюсь, я вас не обидела.
- Вовсе нет. Почему бы вам не рассказать всю историю? Мне будет интересно.
- Рассказывать особенно нечего. С пяти до десяти лет я жила в заведении под названием «Детский рай святого Джерома Эмилиана». Он был святым-покровителем сироток и брошенных малюток. Мои родители оба умерли во время эпидемии гриппа в 1918 году.
В любом приюте создаются ассоциации псевдо-братьев и сестер, так что, наверное, у меня была, в своем роде, семья. Нас кормили и у нас была крыша над головой, но было мало любви и привязанности и не было настоящей близости с остальными. Монахини были холодными. Они приходили в монастырь, оставляя свои семьи, бог знает, по каким причинам. У самых преданных не всегда получалось остаться. Они становились послушницами из-за страсти к церкви, но жизнь не была такой, как они воображали.
Они часто были несчастны: тосковали по дому и были напуганы. Страсть не ведет вас далеко, потому что она проходит. Тем монахиням, которые оставались, которые действительно чувствовали себя как дома, было нечего нам дать. Дистанция их устраивала.