Как и в это утро, когда, облокотившись о верхнюю слегу, он устремил мрачный взор на телку Гарри Самнера. Несколько секунд спустя он обернулся к фермеру.
– Подвел бы ты ее что ли поближе, Гарри! Разве ж так что-нибудь углядишь! Придется мне перелезть через изгородь. – И он начал неуклюже взбираться на нее, как вдруг увидел Монти. До этой секунды быка заслоняли телки, в компании которых он щипал траву, но тут огромная голова величественно поднялась над их спинами, блеснуло тяжелое кольцо в носу, и до нас донеслось зловеще хриплое мычание. Бык уставился на нас, рассеянно роя землю передней ногой.
Бен Ашби застыл над изгородью, поразмыслил и соскользнул вниз – все на той же стороне.
– А, ладно, – буркнул он, по-прежнему храня непроницаемое выражение. – До них рукой подать. Я и отсюда все угляжу.
Монти сильно изменился с тех пор, как я впервые увидел его за два года до этого утра. Тогда ему едва исполнилось две недели: тощенькое тельце, тоненькие ножки с шишками суставов и голова, по уши засунутая в ведро с пойлом.
– Ну, как вам мой новый бык производитель? – со смехом осведомился Гарри Самнер. – Всего ничего за целую сотню фунтов!
– Вы столько за него отдали? – Я даже присвистнул.
– Угу. Многовато за новорожденного, а? Да только иначе ньютоновской линии мне не видать как своих ушей. Чтобы взрослого купить, моего капитала не хватит.
В те дни отнюдь не все фермеры были так дальновидны, как Гарри, и обычно случали своих коров с первыми попавшимися быками.
Но Гарри знал, чего он хочет. Он унаследовал от отца небольшую ферму со ста акрами земли и вместе с молодой женой взялся за дело серьезно. Ему только-только исполнилось двадцать, и при первом знакомстве я подумал, что он вряд ли сумеет вытянуть – таким хрупким он выглядел. Бледное лицо, большие ранимые глаза и худенькие плечи как-то плохо вязались с необходимостью с понедельника до понедельника доить, задавать корм и выгребать навоз, то есть делать все то, из чего слагается ведение молочного хозяйства. И я ошибся.
Бесстрашие, с каким он решительно ухватывал задние ноги брыкающихся коров, чтобы я мог их осмотреть, упрямая решимость, с какой он повисал на мордах могучих животных во время проверки на туберкулез, быстро заставили меня переменить мнение о нем. Он работал непокладая рук, не признавая усталости, и в его характере было отправиться на юг Шотландии за хорошим быком-производителем.
Стадо у него было айрширской породы – большая редкость среди йоркширских холмов, где царили шортгорны, и бесспорно, добавление прославленной ньютоновской крови много способствовало бы улучшению потомства.
– У него в роду одни призовики и с отцовской, и с материнской стороны, – объяснил Гарри. – И кличка аристократическая, хоть бы и для человека. Ньютон Монтморенси Шестой! А попросту – Монти.
И, словно узнав свое имя, теленок извлек голову из ведра и посмотрел на нас. Мордочка у него выглядела на редкость забавно чуть ли не по глаза перемазана в молоке, губы и нос совсем белые. Я перегнулся через загородку в загон и почесал жесткий лобик, ощущая под пальцами две горошинки – бугорки будущих рогов. Поглядывая на меня ясными бесстрашными глазами, Монти несколько секунд позволил себя ласкать, а затем опять уткнулся в ведро.
В ближайшие после этого недели мне приходилось часто заезжать к Гарри Самнеру, и я не упускал случая лишний раз взглянуть на его дорогую покупку. Теленок же рос не по дням, а по часам, и уже можно было понять, почему он стоил сто фунтов. В загоне вместе с ним Гарри держал еще трех телят от своих коров, и сразу бросалось в глаза, насколько Монти превосходил их. Крутой лоб, широко расставленные глаза, мощная грудь, короткие прямые ноги, красивая ровная линия спины от шеи до основания хвоста. В Монти чувствовалась избранность, и, пусть еще совсем малыш, он по всем статям был настоящим быком.
Ему шел четвертый месяц, когда Гарри позвонил и сказал, что у него, кажется, развилась пневмония. Я удивился, потому что погода стояла ясная и теплая, а в коровнике, где содержался Монти, сквозняков не было. Но едва я увидел бычка, как подумал, что его хозяин, наверное, не ошибся. Тяжело вздымающаяся грудная клетка, температура сорок с половиной – картина прямо-таки классическая. Но когда я прижал к его груди стетоскоп, то влажных хрипов не услышал – да и вообще никаких. Легкие были совершенно чистыми. Я водил и водил стетоскопом по груди – нигде ни хрипа, ни присвиста, ни малейших признаков воспаления.
Да, хорошенький ребус! Я обернулся к фермеру.
– Очень странно, Гарри. Он, конечно, болен, но симптомы не складываются в четкую картину.
Я отступил от заветов моих наставников. Ветеринар, у которого я проходил первую студенческую практику, сразу же сказал мне: "Если не поймешь, что с животным, ни в коем случае не признавайся в этом! А поскорее придумай название – ну, там, "болезнь Макклюски" или "скоротечная оперхотизация" – словом, что хочешь, только скорее!" Но сейчас вдохновение все не нисходило, и я беспомощно смотрел на задыхающегося теленка с испуганными глазами.