О том, что есть в Греции

Однажды Мария решила выбросить мусор. Банально вынести мешок на помойку оказалось невозможным. Жених объяснил, как его сортировать по европейской системе. Мария долго не понимала, возникло напряжение. Нарисовали в итоге схему, как раскладывать, помирились. В холостяцкой берлоге топ-менеджера нашлось много чего дифференцировать.

Чистоплотная Мария целый день копалась в отходах, сверяясь со схемой, и успешно справилась с задачей.

Пойдем, говорит, любимый, уже это все выбрасывать. А он ей – нельзя! Почему? Да так, нужный день прошел. И добавляет:

– Кстати, называй меня Микелааж, а то это французское носовое «н» мне действует на нервы.

Мария вконец расстроилась, ну и новости: в нос не говори, мусора не выброси, мама миа дорогая.

Вот тебе и либеральная Европа. Деньги, чистота, цивилизация. А что с изнанки? Ты просто винтик в государственной машине. Живешь по расписанию, причем не своему, а мусоровоза. Где свобода? Где простые человеческие радости? Это же тоталитаризм! Уже и прошутто нельзя купить!

Мария стремительно олевела. Уезжала она, будучи кротким буржуа с невинным марьяжным интересом, а вернулась грозным Че Геварой с разбитым сердцем. Отчаянно критикует действующие европейские режимы – все, кроме греческого. Только здесь, говорит, еще жива демократия. Почему? Очень просто. Во-первых, потому, что в Греции выкидываешь мусор, когда душа пожелает. А во-вторых, тут по-прежнему курят в ресторанах.

Миндальное дерево

На участке Андреаса, что напротив нашего дома, погибло миндальное дерево. Инжир, олива, грецкий орех стоят ровные, здоровые, красивые, как молодые матери, увешанные обильным потомством, а миндаль подвел. Дал, как говорится, дуба. Скрючился и засох.

Парнасские аксакалы каждое утро собирались у нас на балконе, чтобы обсудить героя спецвыпуска деревенских новостей.

– Наверное, воды ему было мало, – предполагал Лука, двоюродный брат Василики по материнской линии.

– Достаточно тут воды! Ты знаешь, какие у миндаля корни? Наверное, заболел чем-то, – возражал Панайотис, тот, у которого трактор, виноградник и стадо в сорок бараньих голов.

– Не говорите ерунды, – плевал на пальцы девяностолетний Сулис, самый старший из компании. – Не говорите ерунды! Ничем оно не болело. Просто время его пришло.

Основательно обсудив причины гибели миндаля, деревенские принялись думать, как с ним поступить. Каждому хотелось прибрать его к рукам: миндаль горит, может быть, чуть быстрее, чем олива, но зато и занимается проще, и огонь его веселее и ярче. Но участок-то Андреаса! Неважно, что он в деревню уже два года носа не казал и если приезжает, то занимается не хозяйством, а дегустацией вин в соседской винодельне Аргириу. Частная собственность есть частная собственность. Лука рассуждал:

– Зачем Андреасу миндальное дерево? Трудиться он отвык, живет в городе. Там у них и обогреватель, и кондиционер. Ну какое ему дело до дерева? А я бы, может, месяц дом топил.

– Не говори ерунды. Трудиться он отвык! – саркастически кряхтел Сулис, самый старший из компании. – Просто Андреас слишком молод. Сколько ему? Только исполнилось пятьдесят? Вот я и говорю! Что он может понимать в серьезных вещах?

Панайотис, владелец трактора, виноградника и стада в сорок бараньих голов, сделал ход конем: сепаратно позвонил Андреасу в Афины и предложил: так и так, срублю я, а дрова поделим пополам. По рукам? Андреас говорит: не-a. Не по рукам, дядя Панайотис. Самому интересно помахать топором. Выезжаю!

И правда приехал.

Засел в винодельне Аргириу – как раз напротив своего участка со спорным миндалем, на виду у старцев.

– Ну что, Андреас! – крикнул ему Лука, вертя в руках комболои. – Будешь рубить дерево?

– А я уже его рублю, – ответил Андреас, разливая мерло.

– Это как понимать? – спросил Панайотис. – Что-то незаметно.

– А это и нельзя увидеть. Пока я рублю его вот здесь. – Андреас показал на голову. – Между прочим, это самая важная часть работы. Потом только р-раз! Сделаю одно движение – и готово.

На следующее утро старички собрались на нашем балконе. Посмотрели на сухое миндальное дерево. Вздохнули.

– Ну что я вам говорил, – торжествовал Лука. – Не может Андреас работать. Не умеет. Уехал, а дерево как было, так и осталось на месте.

– Да, – согласился Панайотис. – И главное, оно такое ветхое. На удар топора. Замахнулся бы – а оно сразу брык.

– Не говорите ерунды! – осадил его Сулис, самый старший из компании. – Это оно с виду ветхое. С возрастом вся сила переходит внутрь. Андреас просто слишком молод, чтобы победить такое старое дерево. Пойдемте лучше в Аргириу – оросимся. А то не дай бог, засохнем, как этот миндаль.

Сотирис и Даная

Сотирис – владелец маленькой автозаправки. Спокойный, мягкий человек. Не сделал за свою жизнь ничего ни экстраординарного, ни примечательного. Да, честно говоря, даже с обычным у него тоже как-то не заладилось – ни тебе ярких путешествий, ни детей.

Итоговый виш-лист витальных ценностей сверстался невинный, на смех курам: стакан холодного кофе с молоком, удобное кресло и сивью. «Как у ребенка», – метала молнии его жена Даная.