О стране и мире

Необходимо подчеркнуть, что оба эти выступления были в высшей степени спокойными, лояльными, что вполне соответствует терпимому и доброжелательному умонастроению их авторов, и содержали мысли, к которым не грех было бы прислушаться. Но где тут. Сигнал из КГБ — и насмерть перепуганные начальники и сослуживцы принимают меры. Поступить же после подобного «идеологического» увольнения на какую-либо другую работу Орлов и Турчин абсолютно не могут, тем самым лишены всех средств к существованию, даже частные уроки им получить нелегко. Люди, попавшие в подобное положение, счастливы, когда, работая подсобным рабочим на стройке, могли за 10 дней заработать 100 рублей (40 долларов).

Формами внесудебного преследования являются также: высылка за границу (примененная к Александру Солженицыну); создание для человека условий, при которых он вынужден эмигрировать, что фактически эквивалентно высылке (очень много примеров), последний по времени наиболее трагичен — это Анатолий Марченко; (после того как Марченко отказался по принципиальным соображениям от желательной для его притеснителей эмиграции через Израиль, он был арестован и осужден на ссылку); лишение советского гражданства лиц, оказавшихся за рубежом (Валерий Чалидзе, Жорес Медведев). Мой друг Валерий Чалидзе явился первым, кто стал жертвой этого последнего варианта. Я тогда, поддавшись эмоциям и безосновательным опасениям, опубликовал по этому поводу двусмысленно звучащее заявление; мало есть действий, в которых я так раскаиваюсь, как в этом.

Очень трагична судьба людей, осужденных на 25 лет заключения до принятия в 1958 году нового законодательства, устанавливающего максимальный срок заключения в 15 лет. Обычно любой закон, смягчающий участь осужденных, имеет обратную силу. Но по специальному решению Верховного Совета СССР (ни у одного из депутатов рука не дрогнула) эти люди до сих пор в лагерях. Вот судьба одного из них. Литовский учитель Петр Паулайтис в 1943 году за спасение группы евреев был направлен гитлеровцами в лагерь уничтожения, но бежал. В 1946 году за издание подпольной националистической газеты осужден на 25 лет. В 1956 году амнистирован, но через два месяца без каких-либо новых причин вновь осужден на 25 лет; сейчас находится в мордовском политическом лагере (срок заключения — до 1981 г.). Другой литовец — глубоко уважаемый друзьями за честность и принципиальность Людвигас Симутис досиживает свой 25-летний срок (до 1980 г.), будучи большую часть времени прикован к больничной койке — у него костный туберкулез. Не менее драматична судьба украинцев Пронюка и Караванского[19] и десятков других. Я, как и большинство читателей этих строк, никого из них никогда не видел в глаза; но судьба, напоминающая о судьбе узников средневековых тюрем, а в наши дни — несчастного Гесса, — не может не потрясать. Я пишу о Гессе, зная о его соучастии в создании преступной системы нацизма, но пожизненное заключение почти эквивалентно смертной казни, которую я отрицаю принципиально, безотносительно к тяжести совершенных преступлений.[20]

Уже несколько столетий мыслители многих стран — в их числе Беккариа, Гюго, Толстой — настойчиво призывали к отмене смертной казни как безнравственного, бесчеловечного и вредного института. В последние годы казнь отменена в большинстве развитых стран, но в СССР этот шаг считается «несвоевременным» и ежегодно расстреливается (по моей приближенной оценке) от 700 до 1000 человек по широкому перечню обвинений — от убийства с отягчающими обстоятельствами до «хищения государственного имущества в особо крупных размерах», запрещенных валютных операций и других необычных для западного права оснований. Все эти дела никак не освещаются в печати и обычно остаются известными лишь очень узкому кругу лиц, общая же картина преступности, в особенности статистические данные, вообще тщательно засекречиваются. Существенно также, что юридический и нравственный уровень судопроизводства в стране — ниже всякой критики.[21]

В нашей стране действительно совершается много тяжелых преступлений, часто на почве пьянства и других социальных причин; я знаю также, что эти беды, хотя и с различной степенью остроты, носят общемировой характер. Я убежден, что смягчить их можно не продолжением и усилением репрессий, а только нравственным подъемом, обращением людей к простым и истинным общечеловеческим ценностям, общечеловеческим сближением — тем, что сделает людей более счастливыми и внутренне свободными. Отмена смертной казни особенно необходима нашей стране, отравленной духом жестокости и безразличия к человеческим страданиям.

Завершая главу, хочу коснуться нескольких отдельных вопросов.