О смелых и умелых

Пулеметные и пушечные очереди сверкали и скрежетали, словно мечи, высекающие огонь при страшных ударах о панцири и кольчуги.

Поверженные тяжело падали вниз. На металлических обломках сверкали звезды, кресты, фигуры птиц и зверей, как старинные гербы.

Один самолет ушел глубоко под снег и успокоился на пятиметровой глубине. Лицо героя было совершенно цело, и на губах застыла улыбка. Хищный горностай не мог добраться до его закрытых глаз и долго царапал черными коготками непроницаемое и прозрачное забрало, колпак из плексигласа.

Это был лейтенант Шимко. Он лежал не тронутый тлением в своем прозрачном гробу, пока его не откопали из-под снега товарищи и не похоронили в высокой могиле, насыпанной из камней поверх гранитной скалы.

Иные сваливались с неба на землю объятые черным дымом и пламенем, как поверженные демоны. От иных самолетов отрывались парашютисты и парили, словно отделившаяся от тела душа.

Две такие души, упав на землю, пошли друг к другу, продолжая яростную вражду и после смерти своих машин. Они резались ножами и боролись до тех пор в глубоком и рыхлом снегу, пока один не победил другого.

Это был капитан Запрягаев, настигший своего врага сначала на самолете, затем пешком.

Одного парашютиста нагнал самолет с красными звездами и срезал ему стропы ударом крыла. Белый купол взметнулся вверх, а черный карлик закувыркался вниз, нелепо дрыгая конечностями, как сорвавшийся с паутины паук.

Выходя из пике, погубивший его самолет издал гамму звуков, раскатившуюся над горами, как громкий хохот.

Самолеты с красными звездами гоняли и били стаю желтоносых и желтокрылых самолетов до тех пор, пока они не исчезли с неба.

И в чистом весеннем эфире звучали русские крики:

— Бей! Жми! Тарань!

И ругательства, полные ярости, освященные библейскими словами о матери, о боге.

И кончилась эта битва очень странно. Победившие самолеты собрались в тесный круг, сделали несколько спиралей и вдруг стали падать, падать один за другим в пропасти и на скалы, словно разучились летать.

Один при падении загорелся, другой разбился в щепы, а из третьего, сдвинув стеклянный колпак, вылез раскрасневшийся летчик и, утирая пот сорванным с головы меховым шлемом, погрозил кулаком небу:

— Что, подловили? А ну, кто кого подловил?..

И стал считать по пальцам:

— Шимко — двух, Запрягаев — трех, Березко — двух, я — одного с Меркуловым, одного с Зубковым и двух еще сам…

Считая, он глядел вверх, весь еще во власти небесной битвы. Он не успел закончить счет, как осекся и потемнел лицом, увидев горящий самолет.

Он бросился в свою кабину, взял ракетницу, охапку ракет и пошел к горящей машине. Снег был так глубок, что ему пришлось ложиться, всем телом уминать себе дорогу, затем делать шаг вперед. Это было тяжело и медленно. И, останавливаясь, чтобы отдышаться, он пускал вверх ракеты.

Это был капитан Бакулин, командир эскадрильи, которая провела этот бои.

Сейчас он не думал о том, сколько удалось сбить врагов, потерпел ли он поражение или одержал победу, он стремился лишь к одному — помочь упавшим товарищам, спасти их, кто еще уцелел. Одного спасать было нечего. Когда Бакулин подошел к пропасти, на дне которой, проточив громады снега, звенел синий ручей, он увидел напротив остывающий, фиолетовый скелет сгоревшего самолета. То, что было летчиком, темнело в средине небольшим комком, похожим на запекшееся сердце. По этим останкам Бакулин попытался определить- кто это? Его ведомый — веселый голубоглазый Березко или его заместитель — закаленный в боях Меркулов. Двое осталось их, когда он скликал по радио уцелевших после боя. Почему не выбросился он с парашютом? Не слышал ли приказа или не мог, будучи ранен в воздухе.

Было немыслимо перейти снежную пропасть и невозможно уйти. И неизвестно, сколько бы стоял Бакулин, если бы в стороне не раздался выстрел. Это стрелял не то Меркулов, не то Березко, уцелевший на том самолете, что упал на обратном скате скалы.

И Бакулину захотелось, чтобы это был Березко. Его юный и беззаветный ведомый. Самый молодой летчик эскадрильи. Он повел его в этот смертельный бой, и он отвечал за него, как старший брат.

Меркулов был взросл и многоопытен. Одиннадцать самолетов сбил он лично и семнадцать в группе с товарищами. У него было больше возможностей уцелеть в бою и при посадке в этих зловещих, лысых скалах. Конечно, для полка он был более ценным летчиком: сложившийся грозный ас, а Березко только начинал боевую жизнь и только подавал надежды.

И все же всем сердцем Бакулин желал найти именно его. Бакулин шел к Меркулову или к Березко остаток дня, всю светлую холодную ночь, давая то белые, то красные, то зеленые ракеты. Наконец он увидел самолет, разбившийся в куски. Кабина лежала отдельно от крыльев.

Летчик сумел пройти навстречу командиру не более ста метров. Когда капитан подошел к нему, он приподнялся на руках и, словно извиняясь, сказал застенчиво:

— Думал сохранить машину, но подломал себе ноги.

Это был Березко.