О смелых и умелых (Избранное)

— Революцию в Москве сделал храбрый прапорщик Ушаков. Об этом заявил всем командующий военным округом полковник Грузинов на заседании думы! весело сказал Саша, подмигнув Лукаше.

— Да бросьте вы ерунду молоть! — вступил хозяин дома кузнец Павлов. Сам царь революцию сделал. Вот кто.

Все от любопытства и удивления жевать перестали и повернулись к старшему Павлову.

— Это в каком смысле? — спросил Филонов.

— А в таком. Заскучал царь. Война без толку идет. Народ бунтует. Министры — дураки. Генералы — изменники. Слез он с трона. «А ну вас», говорит. И послал всех подальше!

Собравшиеся рассмеялись.

— Похоже, да не очень, — улыбнулся Филонов. — Могу рассказать подробности. — Он поправил прическу-бабочку, откашлялся. — Так вот-с, начал Филонов, — все могло произойти иначе, если бы государь вместо Питера поехал в Москву к генералу Мрозовскому. Царя его царедворцы подвели. До самого момента, когда царский поезд, в котором и я находился, был задержан на станции Вишера и не пропущен в Царское Село, куда мы направлялись по вызову императрицы, государь ничего плохого не подозревал, от него все скрывали. Комендант царского поезда, генерал Воейков, никаких телеграмм о революции в Питере ни от Родзянко, ни от думских не докладывал, чтобы не волновать государя. Камергер двора, барон Фредерикс, тот тоже всяких волнений для государя избегал, следил, чтобы государь вовремя ел, пил и не простужался. Адмирал Нилов знал одно водку пить и анекдоты царю рассказывать, как, бывало, еще покойному батюшке Александру Третьему.

— Здоров адмирал. Двух царей перепил, — вставил Павлов.

— И вдруг на станции Вишера глубокой ночью остановка. Поезд задержан по приказу из Петрограда. Здесь уж генералу Воейкову пришлось царя будить и все докладывать.

«Что творится? — удивился его величество. — Кто может нам приказывать?»

«Подписал распоряжение поручик Греков», — отвечает Воейков.

«Это что, бунт? Нами командуют поручики? — вскинулся царь. И обратился к адмиралу Нилову: — Скажите, голубчик, что это в Петрограде?»

«Большие беспорядки! — вздохнул Нилов. — Молодые солдаты взбунтовались, и Родзянко гадит…»

«Так что же вы мне не докладывали?» — спросил царь у Воейкова.

А тот: «Не такие уж там беспорядки, чтобы в день-два не справиться, государь! Революционеры, студенты и хулиганы взбунтовали молодых солдат. Эти молодые солдаты окружили Думу. Власти проявили нерешительность. А Родзянко, поддавшись угрозам черни, вступил с ней в сделку за счет династии…»

«Как? И я ничего не знаю?!» — совсем разгневался государь.

«Ваше величество, вам надо во главе георгиевских кавалеров явиться в Царское Село, взяв верный вам гарнизон, двинуться в столицу, и Государственная дума станет на колени. А взбунтовавшиеся солдаты вспомнят о присяге и расправятся с зачинщиками бунта», — отвечал Воейков.

«Так давайте действовать!» — воскликнул царь.

В это время вошел генерал Цабель, начальник караула.

«Все это ложь, государь. Вас обманывают, — козырнул он. — Мы уже пленники революции! Железнодорожные рабочие испортили наш паровоз. Повсюду красные флаги. Демонстрации. Солдаты братаются с рабочими. Войска переходят на сторону бунтовщиков».

«А где же мои верные гвардейские полки? Семеновцы, павловцы, преображенцы?»

«Изменили… Даже гвардейский экипаж во главе с великим князем предал вас!»

«Да, да, да! Великие князья всегда не любили меня. Все кончено».

«Ничего не кончено, ваше величество. Мы прорвемся в Царское Село!» Воейков выбежал из царского вагона.

Прихватил конвой. Приказал отцепить паровоз поезда, где ехала царская свита, заменил им испорченный паровоз царского поезда, ругался, грозился, и поезд, наконец, тронулся.

«В Москву! В Москву! — торопил царь. — Москва отстоит своего царя!»

Дали мы обратный ход. Но на станции Бологое нас задержали. Снова поехали на станцию Дно. Вот так и катали нас в поезде туда-сюда. А придворные генералы ссорятся, грызутся…

На станции Дно встретились нам георгиевские кавалеры с генералом Ивановым, их тоже на колесах туда-сюда. Собрались генералы вокруг царя, что делать?

«Остается одно, — заявил Воейков, — обратиться за помощью к императору Вильгельму! Открыть фронт немцам. Пусть германские войска придут и усмирят взбунтовавшийся народ. В первую очередь в Петрограде!»

Адмирал Нилов воспротивился:

«Неудобно это, господа. Ведь если немцы заберут Россию, они ее нам уже не отдадут. Дудки-с!»

«Император Вильгельм благородный человек. И ваш родственник, настаивал Воейков. — Если вы обратитесь к нему как император к императору. И больше того, как кузен. Он не откажет…»

— Ворон ворону глаз не выклюет! — крякнул Павлов. — Экие подлецы! Ну и что же Миколашка? Расею продал?

— Государь отвечал: «Это можно было сделать раньше, когда все еще мне повиновались как главнокомандующему. А теперь ни Рузский, ни Брусилов не подчинятся», — сказал это царь и заплакал.

Генералы тоже прослезились, Нилов медведем заревел, и прислуга в плач. Конвоиры стали разбегаться. Вышел к ним царь, лицо бледное, шинелька внакидку, провел по лбу рукой и говорит: