О смелых и умелых (Избранное)

— Ага, — ответили разом присмиревшие островитяне.

— Дело ясное. Пошли чай пить, а не то утреннюю зарю прозеваем.

И мы благородно отступили на свои позиции, к палатке.

И каково же было наше удивление, когда мы обнаружили у себя разгром! Пачка чая валялась шагах в пяти от палатки разорванная. Гороховый суп в концентратах был рассыпан по полу палатки. А сахарный песок смешан с речным. Кто это похозяйничал?

— Вот разбойники! — возмущались наши ребята, собирая разбросанное продовольствие. — Ловят полезных сов и развели здесь вредных грызунов! Нет, так это оставлять нельзя! Мы сейчас же должны плыть в Елатьму, к местным юннатам… Рассказать! Потребовать!

— Конечно!

При отплытии обнаружилась еще одна пропажа: у меня исчез рукав от старого, любимого охотничьего ватника.

Он, правда, был надорван и едва держался, но кому понадобилось такое старье?

Так и отчалили, не найдя рукава и не попрощавшись с островитянами, скрывшимися в глубине острова.

Когда мы проплывали у его восточной конечности, мимо густых кустов, из них вдруг показался Вася и, кинув нам в лодку рукав, крикнул:

— Нам вашего не нужно! Прощайте! Счастливого пути, бездельнички!

— А вы воришки-вредишки — чай-сахар рассыпаете, ватники рвете!

— Ой, неправда! Это не мы, это кролики. Она для гнезда утащила в нору, крольчиха! Мальва!

Сашок и Пашок сразу примолкли.

— У нас здесь кроличий лагерь! Кроликов разводим, понятно? прокричал, сложив руки рупором, Вася вдогонку подхваченной течением нашей лодке.

И после этих слов нам все стало ясно. Тайна острова была разгадана. Это кролики забрались к нам в шалаш, топотали ночью по полянке, как барабанщики, устраивали пляски. Это они растащили наши запасы, пока мы спорили из-за совы, которая повадилась летать на полянку и хватать зазевавшихся зверьков, да вот попалась, наткнувшись на противовоздушную оборону островитян…

— Ну, что же мы теперь запишем в наш бортовой журнал?

Наступило долгое и неприятное молчание.

— Я врать не буду, — сказал наконец Сашок, — так и запишу, как мы заслужили название «бездельники»…

— Ага, — вздохнул Пашок.

— Как на одном из безымянных островков местные юннаты, вон из того села Высокие Поляны, поселили на лето кроликов, чтобы они разводились на природе, на даровом привольном корме… Удобно: остров — лучший вольер; кругом вместо сетки вода… А мы ничего не поняли… И остались в их глазах чудаками, бездельниками, ничего не понимающими в жизни; вступились за сову, таскавшую у них кроликов. Все совы, конечно, полезны, но именно эта вредна. А мы, как простаки…

— Ну нет, — вспыхнул Пашок, — я не согласен! Я в простаках еще не оставался! Брось, не пиши!

— Так что же, врать прикажешь?

— Зачем врать? Исправить все это надо. Понимаешь, надо вернуться!

— А ну, на весла! — скомандовал я. — Поворот «все вдруг»!

Ни разу еще с такой быстротой не исполнялась моя команда. Лодка круто развернулась. Впереди было несколько островков из песка, намытых, очевидно, «грязнухой», землечерпалкой, чистившей русло реки. Они лежали голые, пустынные, мертвые. И вдали виднелся зеленый остров. Но мы не поехали к нему. Не могли мы признать себя побежденными смекалкой сельских ребят. Мы решили ответить на брошенный нам вызов с не меньшей хитростью.

— Против течения! — командовал я, нарушая завет отцов, Сашиного и Пашиного.

Сашок и Пашек были ребята неплохие; беда была в том, что их слишком любили и баловали родители, ничем не утруждали. А тут пришлось сесть на весла и ударить во всю силу рук!

Бить против сильного течения было нелегко. Но жажда мести так вдохновила гребцов, что они не чувствовали усталости.

— Мы их проучим, и так, чтобы они запомнили надолго! Чтобы наша месть осталась памятной в веках! — говорил я.

— Мы не проплывем, как вода… без следа… — говорил Сашок.

— …и без пользы, — уточнял Пашок. — Мы не пузыри!..

У нас уже возник коварный план.

Выгрузившись и разбив палатку на одном пустынном острове, что был побольше других, мы на пустой лодке поплыли на тот берег резать ивовые прутья. Зачем? Это была наша тайна.

И началась работа! Мы ходили на тот берег — тоже против течения. Так уж нам не повезло. Тащили лодку лямкой вверх по ручью, где заросли ивняка были особенно густы, а на обмелевших берегах чернела тенистая, наносная земля.

Мы возили на свой островок прутья и сырой ил. Пот лил с нас градом. Все стали черными от грязи и красными от усилий. Порвали одежду. Набили мозоли. Но трудились без удержу — так овладела нами одна интересная мысль.

Мы резали сочные прутья и втыкали рядами в сырой песок острова. В начале лета ивняк везде принимается, особенно в песке, под которым вода. Вот траве трудней, пока-то она своими корнями доберется до влаги. Трава любит расти на илистых наносах.

Мы разгребали веслами канавки, таскали в них ил — ну и тяжела же сырая земля! — и поверх плодородного ила укладывали срезанный на том берегу травянистый дерн.

Да еще поливали его каждый вечер, черпая воду из реки.

Так мы жили, потеряв счет дням, пока дерн принялся, а посаженный нами ивняк выпустил первые клейкие листочки.