Рассвет поднялся над лесом, озаряя полнеба. По ничьей земле пошли розовые блики. Порозовел снег, порозовели восковые лица убитых.
С вражеской стороны посмотрели и не увидели самолета.
И остров стоял на месте, и убитая лошадь лежала, как прежде. А самолета не было. Две широкие полосы тянулись к лесу.
Значит, самолет утащили, несмотря на заградительный огонь, обманув бдительность наблюдателей.
Досада охватила фашистских артиллеристов. Грохнул залп четырехорудийной батареи, и в том месте, куда уводил след, взлетели вверх деревья с корнями и ветвями, поднятые четырьмя смерчами. Фашистские артиллеристы с полчаса молотили по пустому месту.
А под брезентом ликовали разведчики.
Самолет был готов. Залезая в кабину, Горюнов приказал разведчикам уходить. Они бросились в снег и поползли быстро, как белые ящерицы. А Суханов раскручивал винт.
- Контакт!
- Есть контакт!
Это пришлось проделать раз десять.
Наконец мотор фыркнул, как застоявшийся конь, самолет задрожал, ожил, зашевелил закрылками, готовый взлететь...
- Ну, Саша, прощай! - закричал Суханов.
- А ты? - спросил его жестом Горюнов.
- А я и пешой не отстану!
Суханов, отвернувшись от вихрей, поднятых пропеллером, довольно отирал пот и не замечал самого страшного...
Потоки воздуха сорвали маскировочный полог и начали валить елки... Они падали одна за другой и открывали оживший самолет и плотную фигуру моториста...
Ближайший вражеский пулеметчик застрочил из пулемета.
Суханова словно обожгло. Две пули попали в живот. Он согнулся пополам и сел в снег.
За ревом мотора Горюнов не слышал стрельбы. Трогая с места, он выглянул из кабины и хотел помахать на прощание рукой товарищу, но увидел бледное лицо моториста.
- Что с тобой? Жора, ты ранен? - закричал Горюнов.
Суханов махнул рукой.
Горюнов все понял. Он выскочил из машины, подсадил Суханова в самолет. Громоздкий моторист заполнил тесную кабину, рассчитанную только на одного. Второму втиснуться было невозможно. Тогда Горюнов сбросил с себя комбинезон, сел к мотористу на колени и, крикнув:
- Жора, обними крепче! - порулил по озеру зигзагами, увиливая от пуль и снарядов противника.
А когда мотор достаточно разогрелся, пошел на взлет. Друзей окутал снежный вихрь, самолет рванулся вперед, быстро набирая скорость, и, взлетев, поднял тучи снежной пыли, как заночевавший в снегу тетерев. Его чудесное появление видели с той и с другой стороны. На наших позициях это вызвало смех и восторг. Противник увидел, как его обидно обманули, и обрушил на место взлета весь свой гнев. Черные столбы разрывов затанцевали там, где стоял самолет.
...В это зимнее утро, лишь только рассвело, мотористы проводили истребителей в очередной боевой вылет.
Наступил срок возвращения, и они, как всегда, высыпали на аэродром. После обычного ожидания опять раздался крик:
- Летят, летят!
Показались самолеты. Мотористы быстро пересчитали их.
- Девять! - крикнул кто-то. - Все дома!
И вдруг показался десятый самолет.
- Смотрите, один лишний!
Зенитчики сразу направили на него дула своих пушек и пулеметов - не чужой ли?
Не делая положенного круга, он спустился на аэродром и подрулил к линейке. Из самолета выскочил Горюнов в одной гимнастерке и бросился прямо в палатку мимо удивленных бойцов.
- Я замерзаю, - крикнул он, - а там Жора!
Мотористы подбежали к самолету. В кабине чернел полушубок Суханова.
- Жора! - закричал Чалкин. - Это ты, Жора?
Суханов не отзывался. Толпа окружила машину.
Подсаживая друг друга, мотористы полезли в кабину, и вдруг Чалкин крикнул:
- Носилки!
Возвращение своего брата Валя почуяла сердцем. В это утро она возилась на кухне, помогая повару, и все пела. Вышла на крыльцо, увидела лишний самолет в воздухе и бросилась на аэродром, как была, в гимнастерке.
В это время из кухни вышел повар, неся термосы, наполненные кофе и какао. Под мышкой он тащил полушубок для Вали. Поставив термосы на салазки, сказал:
- Ты где же, канареечка? На аэродроме ждут горячий завтрак.
Но Валя, забыв про свои обязанности, бежала налегке к аэродрому. За поворотом дороги перед ней открылось лесное озеро, все испещренное следами лыж.
Бойцы стартовой команды затаскивали в гнездо самолет ее брата. Она чуть не закричала "ура" от радости. Вдруг ноги ее подкосились, и она села прямо в снег. Навстречу санитары тащили носилки. В них лежал кто-то, накрытый с головой меховым одеялом. Бледная Вера Ивановна шла рядом.
"Саша?" - пронеслось в мозгу.
Но в это время сам Сашка, живой и задорный, подскочил к ней, лохматый, как медвежонок, в своих великоватых унтах и меховом комбинезоне. И, не стесняясь людей, обнял ее.
- А кто же это? - спросила Валя, не в силах оторвать глаз от носилок.
- Да Суханов же, раненый, - крикнул ей, как глухой, в ухо ее брат, и как мы прилетели вдвоем, чудо! Я на коленях у него сидел, как маленький... Ты понимаешь...
Не дослушав его сбивчивых слов, Валя подбежала к раненому и откинула с его лица одеяло.
- Жора, это я, Валя... Тебе трудно? Ты сильно ранен?