О смелых и умелых

Немногие тогда знали, что в воздухе был знаменитый воздушный разведчик лейтенант Плотник. Вот уж действительно обладал выдержкой человек - не каждому дано точно вывести машину на намеченный для фотографирования и ревниво оберегаемый противником объект. Снимки, привозимые экипажем Плотника, никогда не бывали холостыми; каждый раз на пленке обнаруживались то змеи автоколонн, то пауки скрытых аэродромов, то скорпионы огневых точек. Особенно он любил фотографировать их дважды - "до" и "после": до того, как накрыла наша авиация, и после бомбовой и штурмовой обработки.

У него был даже альбом, подаренный дешифровщиками на память о выслеженном им фашистском зверье. На больших снимках можно было полюбоваться и скорпионами, раздавленными до того, как они успели ужалить, и удавами танковых колонн, разбитыми до того, как успели развернуться, и пауками аэродромов, приколотыми темными кнопками разрывов. Как мухи с оторванными крыльями, просматривались в паутине взлетных дорожек разбитые самолеты. Но однажды между ним и дешифровщиками возникла тяжба.

Лейтенант доложил:

- Нашел действующий аэродром!

Дешифровщики рассмеялись:

- Давно выведенный из строя, заброшенный, как старое решето! - и показывали воронки на взлетных дорожках, свалку старых побитых машин на краю, у самого леса. Некоторые самолеты с поломанными плоскостями и отбитыми хвостами так и торчали посреди летного поля, где их застала бомбежка. Какой же это действующий аэродром?

Но Плотник был упрям. Еще и еще привозил он снимки разбитого аэродрома и требовал рассмотреть точней. Здесь разгадка! Иначе почему же истребители противника встречают его на подходах к этому "заброшенному"? Почему внезапно дают букет огня скрытые в лесу зенитки, надеясь сбить?

И вообще, где приземляются самолеты, снабжающие по воздуху окруженную в лесах и снегах зарвавшуюся группировку вражеских войск?

Чутье не обмануло Плотника. Однажды он явился на спорный объект перед вечером и сфотографировал его при косых лучах заходящего солнца.

И что же - у многих бесхвостых и бескрылых самолетов тени не совпали с очертаниями.

Тени поврежденных машин, брошенных в беспорядке на летном поле, имели нормальные крылья, хвосты. А воронки - те совсем не имели тени, хотя у каждой ямы западный край при заходе солнца должен отбросить темную полосу.

Ларчик открывался просто: воронки на взлетных дорожках немцы изобразили при помощи сажи, а увечья самолетов - при помощи белых холстов, закрывающих то часть крыла, то хвост.

Сконфуженные дешифровщики спешно доложили командованию результат, и внезапный налет наших бомбардировщиков быстро сравнял разницу между предметами и их тенями.

- Везет вам, Плотник, - говорили лаборанты, - просто везет!

- Ой, не сглазьте! - шутливо пугались лаборантки за своего любимца, веселого лейтенанта.

- А я "глаза" не боюсь, у меня же талисман есть! - отшучивался он.

- А ну какой, покажите, дайте посмотреть, Плотник!

- Черный кот? Обезьянка? Кукла?

Летчик вытаскивал из кармана часы. Большие, луковичные, с массивными золотыми крышками. Девушки-сержанты с любопытством брали в руки талисман и рассматривали какую-то картинку и надписи на золоте.

- Да это же именные, вот на них - ваша фамилия. "Лейтенанту Плотнику за чудесное спасение вороны!"

Насладившись девичьим смехом, лейтенант отбирал часы и, взвешивая их на руке, говорил:

- Единственные в мире... Не каждому доводится такое.

- Ну расскажите, Плотник, расскажите!

- История эта случилась перед большими летными маневрами. Я вывозил на тренировку парашютистов. Сбросил очередную партию, смотрю - один за мной тащится. Раскрыл парашют раньше времени и зацепился стропами за хвостовое оперение самолета.

Указал на него штурману. Стали отцеплять. И так и сяк - ничего не выходит. А парашютист подтянулся к самому костылю, завернул стропу вокруг стойки и катается себе, как на карусели, - ловко устроился. Кружились мы до последней капли бензина. Пора садиться.

Смотрю на него и думаю: "Ах ты ворона несчастная, ведь тебе жизни осталось две минуты, тебя же костылем пришибет!"

Штурман спустил ему ножик на бечевке: режь, мол, стропы, у тебя же запасной парашют. Он поймал ножик и сунул в карман.

Никогда в жизни я так не сердился. Решил идти на посадку, смотрю народу полон аэродром, все смотрят на нашу "ворону". Знаю, что среди командиров сам Ворошилов. "Неужели же, - думаю, - на глазах у всех убивать человека? Неудобно". И тут я выкинул фокус.

У границ нашего аэродрома накануне канавокопатель вытянул большую траншею для водопровода, вот я на нее и пошел. И так точно прицелился вдоль траншеи, что при посадке костыль повис над канавой.

Правда, я смял хвостовое оперение, но мой пассажир уцелел. Его крепко ударило, протащило по канаве так, что на стенках остались рукава пиджака и куски брюк. Он выскочил из-под хвоста и озирается.

Мы подбежали, ощупываем его.

- Жив, здоров? Как себя чувствуешь, парень?

Командиры бегут со всех сторон.

А он поглядел на себя, - боже мой, что за вид, как будто собаки рвали. Как выпучит глаза да как крикнет:

- Вы мне ответите за порчу казенного имущества!