О религии

Но что же ему дѣлать? Что дѣлать человѣку, которому приходитъ страстное желаніе молиться и который вдругъ съ горечью вспоминаетъ, что не кому молиться, что тамъ ничего нѣтъ. А такихъ людей весьма много, и люди эти точно такіе же люди, какъ и тѣ, которые успокаиваются въ вѣрѣ будущей жизни и въ молитвѣ. Разсужденіе, выше приведенное, не убѣдитъ ихъ. Напротивъ, сознавая то, что они люди, а что свойство человѣческой природы, находящееся въ нихъ, не привело ихъ къ религіи, тогда какъ оно должно бы было это сдѣлать, они усумнятся въ самомъ разсужденіи. Мало-того что усумнятся, они прямо признаютъ его несправедливымъ, несмотря на его логичность. Какъ[6] больной человѣкъ признаетъ несправедливымъ разсуждение, заставляющее его ѣсть, когда ему не хочется и онъ не можетъ принимать пищи. 

Ошибка разсужденія заключается въ слѣдующемъ: – все человѣчество и всегда задаетъ себѣ естественныя задачи и пытается отвѣчать на нихъ. Это несправедливо, какъ всегда несправедливо все то, что говорится о всемъ человѣчествѣ въ пространствѣ и времени. Человѣчество и его жизнь въ вѣкахъ не есть понятіе, а есть слово, имѣющее цѣлью намекъ на необъятное сцѣпленіе событій и мыслей и совершенно непостижимое. (Вслѣдствіи этаго всѣ выводы историковъ, говорящихъ о ходѣ человѣчества, суть слова и туманная умственная игра, не имѣющая никакого значенія; но объ этомъ послѣ.) Человѣчество есть одно изъ тѣхъ понятій, которыя мы можемъ себѣ только вообразить, но владѣть которымъ мы не можемъ; человѣчество есть ничто, и потому то, какъ скоро въ нашихъ мысленныхъ формулахъ мы введемъ понятіе человѣчества, мы точно также, какъ въ математикѣ, введя безконечно малое или великое, получаемъ произвольные и ложные выводы. —

Человѣчество не задаетъ себѣ и не пытается разрѣшать никакихъ задачъ. Люди, сколько мнѣ извѣстно, въ извѣстные періоды жизни, а не всегда задавали себѣ задачи и искали отвѣтовъ, и главное, я самъ задавалъ себѣ задачи и пытался на нихъ отвѣчать. Вотъ что должно было сказать вмѣсто «человѣчество», и вотъ причина, почему разсужденіе пришло для невѣрующихъ къ безвыходному положенію. Сказавъ же, что извѣстные мнѣ люди и я самъ въ нѣкоторыя минуты жизни имѣли и имѣю[тъ] склонность ставить себѣ естественныя задачи и искать на нихъ отвѣты, сказавъ это, я выведу только то, что склонность эта свойственна людямъ, что многіе живутъ, удовлетворяясь отвѣтами религіи; многіе же довольствуются одними вопросами безъ отвѣтовъ.[7] Не довольствуясь отвѣтами религіи, остаются безъ отвѣта, что не составляетъ для нихъ несчастья, такъ какъ вопросы эти представляются имъ не постоянно, но временно, и такъ какъ вопросы эти успокаиваются страстью, увлеченіемъ, трудомъ и привычкой удалять ихъ. Есть люди и много, которые умираютъ, не думая о нихъ. Кромѣ того я изъ наблюденія выведу то замѣчаніе, что участь и тѣхъ и другихъ равна. Для людей вѣрующихъ въ самой вѣрѣ есть тайное[8] чувство сомнѣнія, для невѣрующихъ въ замѣнъ успокоительныхъ отвѣтовъ есть гордое сознаніе того, что человѣкъ самъ себя не обманываетъ.

[9]Выведу я еще то, что религія сама по себѣ не есть истина, такъ какъ религій много есть, было и будетъ, а есть только произведенiе человѣческаго ума, отвѣчающее на извѣстную склонность, <какъ гаданія,[10] пѣсни и т. п.>. Намъ говорятъ: религія все объяснила; допустивъ разъ существованіе Бога, вы знаете все: какъ начался міръ? человѣкъ? отчего разные языки, отчего радуга? что будетъ за гробомъ? и т. д. Это – правда. Все ясно, исключая самой религіи, которая тѣмъ темнѣе, чѣмъ яснѣе все остальное. Религій много, и всѣ они просятъ вѣры и снисхожденія къ неразумному основанію, все остальное представляютъ яснымъ. <Я знаю сумашедшаго священника, который говоритъ, что онъ Богъ Деиръ, что мать его Гаргара раздѣлила свѣтъ на два полушарія, надъ которыми надъ однимъ онъ, надъ другимъ Картограй и т. д. У него сложная запутанная миѳологія, объясняющая начала всѣхъ вещей, и онъ сердится, когда допрашиваешь его о началѣ, но зато въ простыхъ вопросахъ жизни онъ съ улыбкой показываетъ вамъ, какъ всѣ явленія жизни подтверждаютъ его начала и какъ они ясны.> – Для людей же, неудовлетворяющихся религіозными отвѣтами, всѣ явленія жизни одинаково неясны, но зa то ни въ одномъ нѣтъ болѣе неясности, чѣмъ въ другомъ. Почему ростетъ растеніе? какая сила сдерживаетъ атомы? также неясно какъ то, чтò будетъ за гробомъ и какъ явился первый человѣкъ. —