О психологической прозе

Изменяется исходное философское противопоставление, и с ним вместе перестраивается вся цепочка антитез. Для романтического периода (Белинский сам называл его фихтеанским) исходной философской полярностью является идеальность и низкая действительность. В период увлечения гегельянством отправная формула перевернута: действительность - пошлая идеальность. А в период кризиса гегельянских идей она выглядит так: иллюзорная мечта гнусная действительность. И, наконец, с разрешением кризиса место иллюзий займет объективно достоверная социальность.

Каждому из этих периодов присущ идеал личности и концепция основного принципа ее поведения. Для первого периода - это шиллеровски героическая личность; противопоставляется ей пошляк и "бездушник". Для следующего периода - это действительный человек (в гегельянском понимании), а шиллеровская личность становится теперь антитезисом, в качестве презираемой "прекрасной души". Прекраснодушие удерживает свое место на отрицательном полюсе и в дальнейшем, когда "действительный человек" становится человеком беспощадного знания и, наконец, человеком общественного действия. При этом идеал личности совсем не тождествен образу ее носителя. Тот исторически обобщенный и психологически конкретный образ, который Белинский строит для каждого периода своего развития, - это всегда образ человека, стремящегося к идеалу, но отягченного "недостоинством", отрицательными "моментами", задерживающими его на этом пути.

С изменяющимся идеалом всякий раз связано представление об основной этической ценности или этическом состоянии личности. Так возникают, на разных этапах, противопоставления: любовь - апатия; гармония (полнота жизни) - рефлексия или простота - ходульность (хлестаковщина); потом истина - иллюзия и т. д.

В зависимости от исходной философской предпосылки, от изменяющегося идеала личности элементы эти из ценностей могут превращаться в антиценности и наоборот. Так в период гегельянского кризиса апатия становится положительным противовесом ходульности, фразы; рефлексия - противовесом безмыслия. Несколько раз меняется оценочный знак понятий субъективность объективность. Чувственность, противостоявшая высокой любви, позднее оправдана в качестве начала, полярного призрачности, жизненному бессилию.

Строя сменяющие друг друга эпохальные образы, Белинский пользуется философскими средствами и даже прямо философской терминологией - так поступали и его друзья из круга Станкевича. Но у Белинского эти категории современной ему теоретической мысли несут в себе очень конкретное психологическое содержание. Сменяющиеся исторические образы принадлежат одному человеку; они тесно соотнесены между собой, и чередование их управляется поисками все большей и большей реальности.

Среди противопоставлений, которыми на рубеже 40-х годов еще продолжает мыслить Белинский, особое место занимает чрезвычайно емкое по своему охвату противопоставление двух эпохальных характеров. Это антитеза Белинский Бакунин, памятником которой явилась огромная полемическая переписка 1837-1840 годов (письма Бакунина к Белинскому, к несчастью, полностью утрачены). Эта переписка имела свой философско-психологический сюжет, отразивший движение русской мысли от романтического идеализма к гегельянству и к реализму в дальнейшем. Те человеческие образы, которые Белинский строил в процессе этого движения, - он строил, непрестанно соизмеряя свою личность с личностью Бакунина. Вечный разлад и мучительная и тесная связь раскрывались в этом соизмерении. Связь, которую Белинский определил формулой: любовь-ненависть.

Соответственно этой формуле образ Бакунина колеблется, но колебания между полярностями и составляют самую его суть. "Воображаю живо твое грустное лицо, которое я всегда так любил. В грусти особенно являешься ты мне просветленным и сливаешься духом с моим духом 1... Если бы кто на портрете твоем уловил бы это таинственное выражение, столь мне знакомое и любезное, я был бы счастлив, имея такой портрет. Это был бы истинный портрет - портрет духа твоего" (август 1838 года; XI, 270-271). Это любовь первая половина формулы отношений. А вот и ненависть: "О гнусный, подлый эгоист, фразер, дьявол в философских перьях!" (письмо к Боткину 1840 года; XI, 497).

1 Любопытно, что года через два Белинский открыл в Бакунине "безобразие". Об этом в письме к Боткину, где речь идет о столкновении Бакунина с Катковым, закончившемся дракой: "Его лицо было бледно. Однако два неприятно багровых пятна украшали его ланиты, а его и без того отвратительные уста просто превратились в параллелограмм. Я давно уже подозревал его безобразие, но тут вполне убедился, что он решительно безобразен. Трудно представить, чтобы какая-нибудь женщина могла полюбить его, и, право, не понимаю, как могут его целовать его сестры" (XI, 543).