О процессе цивилизации. Том II. Изменения в обществе. Проект теории цивилизации

Общее направление трансформации поведения и аффектов вместе с изменением в структуре человеческих отношений таково: общества без стабильной монополии на насилие всегда представляют собой и общества со сравнительно слабой дифференциацией функций; цепочки действий, в которые включен индивид, сравнительно короткие. И наоборот, общества со стабильной монополией на насилие (воплощением которой первоначально были дворы князей и королей) суть общества с более или менее значительным разделением функций; цепочки действий существенно длиннее, что делает функциональную зависимость одного человека от всех остальных гораздо большей. Индивид здесь в основном защищен от неожиданных нападений, от вмешательства в его жизнь физического насилия, но в то же время он принужден сдерживать собственные вспышки эмоций и контролировать свою склонность к агрессии, направленной на других. К такому моделированию поведения и аффектов его побуждают и прочие формы принуждения, господствующие в социальном пространстве, где установлен внутренний мир. Чем гуще сеть взаимозависимостей, в которую прогрессирующая дифференциация функций вовлекает индивида, чем обширнее поле, на которое эта сеть распространяется, придавая ему функциональное и институциональное единство, тем большие потери несет индивид из-за спонтанных вспышек страстей. В выигрыше все больше оказывается тот, кому удается подавить свои аффекты, а потому каждого индивида с ранних лет принуждают к просчету последствий своих действий и их координации с цепочками действий других людей. Вытеснение спонтанных вспышек, сдерживание аффектов, расширение поля мышления за счет сопоставления настоящего момента с прошлыми и будущими рядами событий — все это частные аспекты одного и того же изменения поведения, а именно, такого изменения, которое совершается вместе с монополизацией физического насилия и расширением сети взаимозависимостей в социальном пространстве. Таково изменение поведения, понимаемое как «цивилизация».

Примером данного процесса может служить превращение дворянства из слоя рыцарей в слой придворных. В социальном пространстве, где насильственные действия являются чем-то неизбежным и повседневным, где цепочки взаимозависимости сравнительно коротки (в силу того, что рыцари кормятся со своих земель), значительное, постоянное подавление влечений и аффектов не требуется — оно и невозможно, и бесполезно. Жизнь как самого рыцаря, так и всех прочих представителей высшего слоя воинов находится под непосредственной угрозой насилия. Поэтому если сравнить его жизнь с жизнью человека в социальном пространстве с установленным внутренним миром, то мы увидим, что он ударяется то в одну, то в другую крайность. Рыцарь (по сравнению с людьми других обществ) располагает чрезвычайно большой свободой в проявлении чувств и страстей; он может предаваться первобытным радостям земным, беспрепятственно удовлетворять и свои сексуальные аппетиты, и свою ненависть, уничтожая своих врагов и подвергая их мучениям. Но для рыцаря реальна угроза того, что в случае поражения сам он будет целиком отдан во власть другого человека, станет игрушкой его страстей, окажется в рабстве, сопровождаемом такими формами телесных страданий, которые уже практически не встречаются в более поздние времена, когда телесные мучения, заточение в тюрьму и физическое унижение индивида стали монопольной прерогативой центральной власти. Вместе с такого рода монополизацией физическая угроза индивиду приобретает безличный характер; она уже не столь непосредственно зависит от мимолетных аффектов другого человека; она уменьшается, в определенной мере регулируется законами и удерживается в определенных границах. Итак, мы видим, что большая свобода влечений и высокая степень угрозы физического насилия выступают как две стороны одной медали в обществах, где нет прочной и сильной монополии центральной власти. В обществе с подобной структурой велика возможность ничем не сдерживаемого проявления влечений и аффектов для свободных людей, оказывающихся победителями; но тут больше и прямая угроза оказаться в руках своего соперника, опасность порабощения и унижения индивида, оказавшегося во власти другого. Это справедливо не только для отношений между рыцарями, среди которых в ходе роста денежного обращения и сужения круга свободных конкурентов постепенно выработался кодекс поведения, направленный на сдерживание аффектов. Если взять общество в целом, то мы обнаруживаем в нем значительно больший, чем впоследствии, разрыв между свободой господ (при ограниченной свободе принадлежащих к этому сословию женщин) и радикальным рабством побежденных врагов, слуг и крепостных.