Алексей Петрович, мэр небольшого курортного городка больше всего на свете ценил чистоту. Сказывалось воспитание. Отец градоначальника был хирургом, буквально помешанным на стерильности. Алексей Петрович сызмальства находился под впечатлением от посещения отделений гнойной хирургии. Он знал, что страшные болезнетворные бактерии, грибки, плесень и прочая нечисть могут в один день свести здорового человека в могилу.
Именно поэтому чиновник тщательно отмывал и стерилизовал все предметы, с коими ему приходилось иметь дело. Особенно тщательно отмывал он деньги, памятуя о том, что по количеству болезнетворных микроорганизмов дензнаки могут соперничать лишь с отхожими местами.
Взятки Алексей Петрович брал умеренные, но вовсе отказаться от них не мог. Каждый прием у мэра имел твердую таксу. От просителя требовалось лишь не соваться к градоначальнику с вульгарными банкнотами (хотя бы даже и с изображениями американских президентов). Алексей Петрович предпочитал редкие монеты… Золотые или серебряные, но непременно, чтобы стерильные.
Когда секретарь докладывал мэру о том, что, дескать, вот этого посетителя надо бы обязательно принять, Алексей Петрович, задумчиво глядя в потолок, неизменно произносил:
— Можно принять! За чистую монету!
У черта на куличиках
Подающий огромные надежды математик–вундеркинд из Словакии, мальчик 6 лет отроду по имени Лоба Чевский мог часам заниматься любимым предметом. Бесконечно решал, хитроумные задачи, чертил мудреные графики. Даже чуть было не составил систему линейно–независимых уравнений с четырьмя неизвестными.
Причем свои высокоумные изыскания с детской непосредственностью мог проводить даже в песочнице, ибо любил и с другими детишками поиграть, да порезвиться. Обычной для вундеркиндов замкнутостью не страдал. Бывало лепит с детьми пирожки из песка, или куличи, а потом схватит веточку и давай чертить графики прямо на песке…
Одна была у него странность. Ось абсцисс он упорно называл «Икс черта», а ось ординат «Игрек черта». Ну да что с малолетки возьмешь. Терминологическая точность и не так ведь важна…
Бывало, что приходили к нему в песочницу за советом и убеленные сединами академики. Часами беседовали с Лобой.
А иной спросит его: «А где же, коллега, вот в этом графике у вас ось ординат?» А Лоба молчит, чтобы с мысли не сбиться. И только прутиком по песочку пишет:
— У черта на куличиках!
Человек — это звучит гордо
Один барин любил, как он выражался, «гордые звуки».
К ним он мог причислить клекот орла, рык льва царя зверей, звук победной трубы и так далее…
Барин такие звуки слагал в своей памяти и умел воспроизводить довольно точно.
Одна беда, когда сей любитель гордыни, надирался в ближайшем кабаке, то имел привычку подозвать слугу и продемонстрировать что‑нибудь из своего арсенала гордых звуков.
Обычно, он приобнимал слугу за талию и говорил:
— Эй! Человек! Это звучит гордо! — а затем воспроизводил очередной гордый звук.
И невдомек барину было, что его пьяные излияния внимательно слушает мальчик–посыльный Алеша Пешков.
Краткость — сестра таланта
Павел Антонович Апчохов гулял уже второй день. То, трезвея, то снова теряя рассудок от водки, он переходил из кабака в кабак.
В одном из питейных заведений он вдруг остановился, пораженный неслыханной красоты звуками скрипки.
Играл молодой чернявый парень. Скрипка пела, брала за живое, вкрадывалась в самое нутро и бередила звуками душу.
Апчохов залился слезами, вспомнив горемычное свое житье. А когда музыка умолкла, он поспешно подбежал к скрипачу и заказал ему и себе по штофу водки.
Павел Антонович обнимал скрипача, лобызал его мокрыми губами, да приговаривал:
— Ну ты, братец, талант! Вот те крест, талант! Не сойти мне с этого места, ежели лгу!
— Да полноте вам. У нас вся семья такая! Да вот хоть матушка моя, хоть батюшка, да хоть и сестрица…
К ним подошла и, молча, поклонилась зардевшаяся от смущения девица лет шестнадцати. Она что-то шепнула брату на ухо и упорхнула восвояси.
— Ух ты, кроткая какая! — умилился Апчохов, пьяно икая — Ик! Прямо кроткость!
— Тогда уж не кротокость, а краткость! — сострил скрипач — В ней всего два аршина росту-то!
— А где живет она? У батюшки с матушкой? Дай адресок, будь человеком! — внезапно оживился Павел Антонович и с поразительной для пьяного ловкостью извлек откуда-то засаленную записную книжицу и огрызок карандаша, — Я щас прям тут и запишу…
Апчохов начал что-то записывать…
— Ишь чего захотели! — засмеялся скрипач — Так я вам и сказал… Это ж сестрица моя родная! Понимать надо!
— Ну, скажи адрес!
— Нипочем не скажу!
Пьяная беседа продолжалась…
А наутро Апчохов все никак не мог вспомнить, что же означает фраза в его записной книжке, явно сделанная его собственной дрожащей рукой: «Краткость — сестра таланта…»
Дальше фраза обрывалась…
А все-таки она вертится!
Один барин решил у себя в деревне с суевериями бороться. Для пресечения вредных верований он самолично поломал и заколотил мельницу, почитаемую в народе чёртовой.