О проблемах языка и мышления

Фратрия [у греков. Ред.], как и у американцев, представляла собою разделившийся на несколько родов и их объединений первоначальный род, причем она часто выводила их еще от общего родоначальника.

(Там же, 102 – 103 // 21, 103 – 104.)

29

Из нескольких родственных фратрий [у греков. Ред.] составляется племя. В Аттике существовало четыре племени, из которых каждое состояло из трех фратрий; каждая фратрия насчитывала тридцать родов. Такое распределение групп предполагает сознательное и планомерное вмешательство в естественно-создавшийся порядок вещей. Как, когда и почему это произошло, – об этом умалчивает греческая история, из которой сами греки сохранили воспоминание лишь до героической эпохи.

Различия в наречиях у греков, стесненных на сравнительно небольшой территории, развились гораздо меньше, чем в обширных американских лесах; однако и здесь мы видим, что в одно большое целое соединились лишь племена с одинаковым основным наречием, и даже в маленькой Аттике встречаем особый диалект, который впоследствии приобрел господство в качестве общего для всей Греции прозаического языка.

В поэмах Гомера мы видим, что греческие племена в большинстве случаев уже объединились в небольшие народности, внутри которых, однако, еще вполне сохраняют свою самостоятельность роды, фратрии и племена.

(Там же, 103 // 21, 104.)

30

Итак мы видим в греческом общественном устройстве героической эпохи еще в полной силе древнюю родовую организацию, но вместе с тем и начало ее разрушения.

(Там же, 107 // 21, 108.)

31

Благодаря купле и продаже земельных участков, благодаря дальнейшему развитию разделения труда между земледелием и ремеслом, торговлей и мореходством, члены родов, фратрий и племен [у греков. Ред.] должны были весьма скоро перемещаться; в округе фратрии и племени селились жители, которые, будучи соотечественниками, все же не принадлежали к этим группам, следовательно, были чужаками в месте своего постоянного жительства.

(Там же, 109 // 21, 109 – 110.)

32

Из сказания об основании Рима явствует, что первыми поселенцами были объединившиеся в одно племя несколько латинских родов (согласно сказанию – сто), к которым вскоре присоединилось одно сабинское племя, тоже насчитывавшее сто родов, а затем и третье, состоявшее из различных элементов племя, также имевшее, по преданию, сто родов. Весь рассказ с первого взгляда обнаруживает, что тут естественным является только род, да и последний в некоторых случаях был лишь отростком материнского рода, продолжавшего существовать на прежней родине. На племенах лежит печать искусственного образования, однако большею частью из родственных элементов и по образцу древнего, естественно выросшего, а не сколоченного племени. При этом не исключена возможность, что основным ядром каждого из трех племен могло служить настоящее старое племя. Промежуточное звено, фратрия, состояло из десяти родов и называлось курией; их было, таким образом, тридцать.

Общеизвестно, что римский род был таким же учреждением как и род греческий; и если греческий род представляет собой дальнейшее развитие той общественной ячейки, первобытную форму которой мы видим у американских краснокожих, то это целиком относится и к римскому роду.

(Там же, 121 // 21, 120.)

33

Римский род, по крайней мере в древнейшую пору существования города, имел следующее устройство. …Обязательство не вступать в брак внутри рода. …Право принятия в род чужаков. Это совершалось путем усыновления одною из семей (как у индейцев), что вело за собою принятие в род.

(Там же, 121, 122 и 123 // 21, 120 – 122.)

34

Десять родов [у римлян. Ред.], как сказано, составляли фратрию, которая здесь называлась курией и получила более важные общественные функции, чем греческая фратрия. Каждая курия имела собственные религиозные церемонии, святыни и жрецов; последние в своей совокупности составляли одну из римских жреческих коллегий. Десять курий составляли племя, которое, вероятно, имело первоначально, подобно остальным латинским племенам, своего избираемого старейшину – военачальника и верховного жреца. Три племени составляли римский народ, populus romanus.

(Там же, 127 // 21, 126.)

35