О проблемах языка и мышления

Зная, что писатель является не только выразителем выдвинувшей его общественной среды, но и продуктом ее; что он вносит с собой в литературу ее симпатии и антипатии, ее миросозерцание, привычки, мысли и даже язык, – мы с уверенностью можем сказать, что и в качестве художника наш разночинец должен был сохранить те же характерные черты, которые вообще свойственны ему, как разночинцу.

(Г.В. Плеханов. Гл.И. Успенский. – Собр. соч., X, 10 // V, 42.)

500

Если нашего разночинца мало привлекает внутренняя красота художественного произведения, то еще менее можно соблазнить его внешней отделкой, например красивым слогом, которому французы до сих пор придают такое огромное значение. Он каждому писателю готов сказать: «Друг мой, пожалуйста, не говори красиво», как советовал Базаров молодому Кирсанову. Пренебрежение к внешности заметно на самой речи разночинца. Его грубоватый и неуклюжий язык далеко уступает изящному, гладкому и блестящему языку «либерала-идеалиста» доброго старого времени. Иногда он чужд не только «красоты», но – увы – даже и грамматической правильности. В этом отношении дело зашло так далеко, что когда разночинец-революционер обращался к публике, стараясь воспламенить ее своей письменной или устной речью, то, не умея владеть словом, он, при всей своей искренности, оказывался не красноречивым, а только фразистым. Известно, что все органы слабеют от бездействия.

(Там же, X, 12 // V, 44.)

501

Само собой понятно, что автор, мало обращающий внимания на художественную отделку своих произведений, еще меньше будет заботиться об языке. В этом отношении наших беллетристов-народников нельзя сравнивать не только с Лермонтовым или Тургеневым, но даже и с В. Гаршиным или Белинским.

(Там же, X, 15 // V, 46.)

502

Идеализированный им «народ» (т.е. «хозяйственный» крестьянин) останется глух к его призывам. Вот почему, продолжая держаться народнической точки зрения, он всегда будет находиться в самом ложном и противоречивом положении. Он будет сочинять нескладные общественные теории, открывать давно уже открытые Америки, не имея действительной связи с жизнью, не чувствуя никакой прочной почвы под ногами. Задача плодотворной общественной деятельности останется для него неразрешимой задачей.

Унылое настроение, давно уже заметное в среде наших народников и в нашей легальной народнической литературе, как нельзя лучше подтверждает сказанное. У наших легальных «новых людей» выработался даже особый язык, прекрасно характеризующий всю безнадежность их положения.

(Там же, X, 41 // V, 72.)

503

…На языке корреспондента-крестьянина кустарь значит злейший эксплуататор. На языке наших народников кустарь значит «самостоятельный производитель». Чье определение больше соответствует действительности?

(Г.В. Плеханов. Обоснование народничества в трудах г. Воронцова (В.В.). – Собр. соч., IX, 248.)

504

Кроме того, в ответ на неудовольствие, выраженное благородным князем по поводу мысли о «подлом» происхождении старых дворянских родов, Россия, собранная в лице своих депутатов, могла бы напомнить ему слова одного из них, депутата Гадяцкого, Миргородского и Полтавского полков, Н. Мотониса: «Подлого у меня нет никого! Земледелец, мещанин, дворянин, всякий из них честен и знатен трудами своими, добрым воспитанием и благонравием. Подлы те только, которые имеют дурные свойства, производят дела, противные законам…».

Слово: подлый уже переставало быть тогда синонимом слова: низший и приобретало обидный смысл. Оно, как видим, коробило, по крайней мере, некоторых депутатов Комиссии. И если Щербатов не чуждался его употребления там, где нужно было особенно старательно избегать его, то это свидетельствует лишь об его боярской надменности.

(Г.В. Плеханов. История русской общественной мысли (Книга третья). – Собр. соч., XXII, стр. 136.)

505

«Северный медведь съест Капитал, Социализм и германское Единство – этих трех законных детищ Свободы, Равенства и Братства» – так гласит эпиграф разбираемой нами книги…. Сам «русский дворянин», имеющий удовольствие принадлежать к числу вожаков «Северного медведя», чувствует, что этими вожаками затевается очень нелегкое дело. Но он верит в его успех, и чтобы сообщить свою веру читателям, преподносит им свое сочинение. По совершенно понятной причине сочинение это написано на французском языке: высший класс в России хорошо владеет французским языком, следовательно, язык не помешает людям этого класса прочесть книгу нашего «дворянина». До других же классов ему нет дела, так как, по его мнению, им вовсе не пристало рассуждать о судьбах своей родины.