О приятных и праведных

Общее впечатление было, что галька — розовато-лиловая или белая, но, если присмотреться внимательнее, в ней обнаруживались почти все промежуточные оттенки цвета, а также большое разнообразие размеров и форм. Все камни были округлые, при этом одни — плоской формы, другие — продолговатые, третьи — шаровидны; иные — полупрозрачные, иные — усеяны крапинками, были плотнозернистые, почти черные, попадались буровато-красные или светло-серые, изредка — фиолетовые с синим отливом. Тео, копаясь в камнях, вырыл ямку, и под тусклой, прожаренной на солнце поверхностью обнажились слои влажной блестящей гальки. Он поднял один камень и поднес к глазам. Камень был сплющенный, серый, со слабым веерообразным отпечатком какой-то окаменелости. Не стоило сохранять его для двойняшек, в чьей богатой коллекции таких насчитывалось предостаточно. Тео потер влажный камень о брюки. Потом бережно, с величайшей осторожностью положил его на спинной хребет Пирса, ближе к талии, примостив на один из позвонков, образующих грациозно изогнутую линию, столько раз обласканную его взглядом. Пирс отозвался глухим стоном. Тео взял еще один камень и положил Пирсу на правое плечо, потом другой, для симметрии, — на левое. Увлеченный этим занятием, он слегка отодвинул Минго и принялся выкладывать у Пирса на спине симметричный узор из плоской гальки. Кладя осторожно каждый камушек, вытирая его перед тем и слегка согревая в ладонях (камни с поверхности, чересчур горячие, не годились), он прикасался кончиками пальцев к теплому телу, чуть шершавому от песка. Кульминацией этих действий, которую с жадностью предвкушал дядя Тео, которую нарочно оттягивал для вящего наслаждения, была та минута, когда он тихонечко, медлительно возложит по камушку на самое выпуклое место Пирсовых ягодиц.

Неожиданно послышался хруст, и на них упади две тени. Пирс перевернулся, осыпая градом камни, и сел. Проклятье,пронеслось в голове у Тео, вот проклятье!

— Можно, мы заберем у вас Минго? — спросил Эдвард. — Он нам нужен для игры в перышки.

— Он не пойдет, — сказал Пирс. — У них с дядей Тео — любовь.

Пирс не потрудился прикрыть свою наготу в присутствии Генриетты, привыкшей наблюдать мужчин раздетыми.

— Если как следует попросить — пойдет, — сказала Генриетта. — Не откажет из вежливости.

— Давай, Минго, хватит прохлаждаться, — сказал дядя Тео, сгоняя пса со своих колен.

— Летающих тарелок не видели в последнее время? — спросил Пирс.

— Вчера видели одну. Мы думаем, это та же самая.

— Как интересно, — сказал Пирс, — никто этих тарелок не видит, только вы одни!

На тему летающих тарелок близнецы шутить отказывались.

Эдвард, не оставляя попыток привести в стоячее положение вяло упирающегося Минго, сказал:

— Ой, хоть бы дождь пошел поскорее!

Генриетта, поманив брата кивком в сторонку, стала нашептывать ему что-то. Эдвард выпустил Минго, и тот незамедлительно повалился снова наземь. После продолжительного шушуканья и возни Эдвард, прочистив горло, обратился к Пирсу официальным голосом, как это называлось на языке близнецов:

— Пирс! У нас тут есть одна вещь, и мы хотим ее тебе подарить.

— Что это? — процедил Пирс равнодушно.

Он опять улегся на гальку, только на этот раз лицом вверх.

Двойняшки подошли ближе, и Пирс нехотя приподнялся на локте.

— Вот, — сказал Эдвард. — Мы хотим отдать ее тебе, насовсем.

— С наилучшими пожеланиями, — сказала Генриетта.

Эдвард протянул что-то Пирсу, и тот принял подарок в шершавую от песка смуглую горсть. Тео, приглядевшись, увидел, что это окаменелость, причем замечательная: почти что безупречной сохранности аммонит. Изящная точеная спираль четко обозначалась на обеих сторонах камня, который вертел в руке Пирс; море сгладило острые края и затушевало рисунок как раз в меру, чтобы создать прекрасное творение. Тео знал, что такой подарок должен стоить немалой жертвы двойняшкам, которые ценили камни, исходя не только из научных, но и из эстетических соображений.

— Спасибо, — сказал Пирс, довольно неловко держа камень.

Эдвард попятился назад, точно собираясь отвесить поклон, и сразу вновь переключил свое внимание на задачу вернуть к жизни Минго. Пирс лениво встал. Близнецы, с бессчетными «Ну, пошли!» и «Хороший песик!», уломали собаку последовать за ними и уже двинулись было прочь по розовато-меловому и белому сверкающему простору, когда Пирс дернулся вдруг и выпрямился, будто его ударило током. Свернув пружиной свое нагое тело, он отвел руку назад, развернулся на пятках и мощным вращательным броском зашвырнул аммонит далеко в море.

Эдвард и Генриетта, на глазах у которых это произошло, остановились как вкопанные. Тео вскочил на ноги. Пирс отвернулся, став спиной к морю. Близнецы, держась очень прямо, продолжили свой путь в сопровождении Минго.

— Какая же ты свинья! — сказал Пирсу Тео. — Лучшего ничего не мог придумать?

Пирс оглянулся на него через плечо, с лицом, перекошенным до неузнаваемости наподобие японской маски. Да он вне себя от ярости, подумал Тео, хотя нет — он готов вот-вот разрыдаться.

— Ну-ну, спокойно, Пирс.

— Мне плохо до смерти, места себе не нахожу!