О них не упоминалось в сводках

Мы внимательно следили за военными действиями и радовались первым большим победам нашей армии. Противник был разбит под Тихвином, под Ростовом-на-Дону. Продолжалось начатое в декабре контрнаступление советских войск под Москвой…

Из Тихвина дивизион походным порядком выступил на север. 150-километровый марш оказался нелегким.

Стоял сильный мороз. Встречный ветер безжалостно щипал щеки, забирался под полушубок. Дорога была разбита, в некоторых местах — снежные заносы. На ночевки останавливались в попутных деревнях.

На пятые сутки, усталые, продрогшие, мы добрались до Пашского Перевоза, расположенного в десяти километрах от устья реки Свирь. Бригада была включена в состав 7-й отдельной армии, оборонявшейся между Ладожским и Онежским озерами. Нас оставили в резерве. Один стрелковый батальон был послан охранять побережье Ладожского озера от Свирицы до мыса Лепина. Остальные части занимались боевой подготовкой.

Вместо обещанных 57-миллиметровых противотанковых пушек получили на станции Паша 45-миллиметровые пушки. Две батареи дивизиона были на конной тяге, а третья перевозилась на машинах. Все остальные артиллерийские подразделения бригады имели только конную тягу.

Личный состав нашего дивизиона, как и всей бригады, состоял преимущественно из военных моряков. Командиры взводов и батарей — молодые лейтенанты — прибыли к нам прямо с боевых кораблей Тихоокеанского флота и из военно-морских училищ.

Из командного и начальствующего состава только я, мой заместитель лейтенант С. А. Житник и еще несколько человек были из сухопутных войск.

Комиссар дивизиона батальонный комиссар Василий Дмитриевич Мазуров до войны работал старшим преподавателем кафедры марксизма-ленинизма военно-морского училища. Ему шел уже пятый десяток. Во всех движениях этого невысокого человека, во взгляде его добрых внимательных глаз, в его басовитом голосе чувствовались спокойствие и уверенность. С первого же знакомства он понравился мне, возникло такое чувство, будто я давно знаком с ним.

Моряки рвались в бой. Но вот прибыли на фронт и оказались в резерве. Опять начались занятия. Люди высказывали недовольство, просили скорей отправить на передовую.

— Рано вам воевать, молодым да зеленым. Стрелять еще как следует не научились, — посмеиваясь, отвечал комиссар Мазуров. — Вот осваивайте поскорей новое дело, тогда и на передовую можно…

Командиры взводов и батарей, хорошо знавшие корабельную артиллерию, без труда переквалифицировались в наземных артиллеристов. Они понимали все с полуслова. Но у них не было еще боевого опыта.

На первых порах у нас возникало немало различных трудностей. Вот, например, уход за лошадьми. Большинство моряков — бывшие горожане — видели лошадей лишь издали. Мы с Житником ревниво наблюдали, как они относятся к непривычному для них делу.

— Товарищ лейтенант, ну что еще с ней делать? Вроде бы чистая, а ветфельдшер Шкарупа говорит, что грязная, — беспомощно разводил руками краснофлотец Михаил Тищенко, обращаясь к заместителю командира 3-й батареи В. М. Соколову.

— А шут ее знает, какая она должна быть, — откровенно признался тот, опасливо похлопывая лошадь по крупу. — Драй ее, как палубу, чтобы блестела.

Но вскоре моряки привыкли к лошадям и стали любовно ухаживать за ними. Кстати сказать, тот же Тищенко и некоторые другие краснофлотцы были впоследствии награждены ценными подарками за то, что отлично берегли доверенных им лошадей.

Пришлось выслушивать немало жалоб нашего каптенармуса М. Л. Митрофанова на моряков, которые стремились урвать для своих коней побольше сена и овса. Эти жалобы меня не огорчали, а, наоборот, радовали. О лошадях теперь можно было не беспокоиться. Они находились в надежных руках.

Располагались мы сравнительно недалеко от Ленинграда. Раньше только из газет да по радио узнавали, что делается там. А в Пашском Перевозе нам довелось встречаться с людьми, только что прибывшими из осажденного города. От их рассказов становилось не по себе.

В Ленинграде кончилось продовольствие, жители сидели на скудном пайке. Электростанции прекратили работать, водопровод замерз. От голода и холода умирали тысячи людей. Снабжение города шло по единственной дороге — ледяной трассе, проложенной по Ладожскому озеру. Эту дорогу бомбила немецкая авиация.

Несмотря на все трудности, Ленинград продолжал сражаться. Ослабевшие от недоедания рабочие ковали оружие для обороны, делали танки, пушки, пулеметы и боеприпасы.

На передовой гремели бои. А у нас, в тихом поселке, было спокойно. Лишь изредка появлялись в небе фашистские самолеты. 2-й батальон бригады, охранявший побережье Ладожского озера, без труда отражал наскоки мелких разведывательных групп вражеских лыжников.

23 февраля бригада приняла от 21-й стрелковой дивизии полосу обороны северо-восточнее Лодейного Поля с передним краем по южному берегу реки Яндеба. Все три стрелковых батальона были поставлены в первую линию. Ширина фронта каждого из них равнялась шести-семи километрам. В резерве находились приданные бригаде 120-й и 189-й лыжные батальоны.