О некоторых современных собственно литературных вопросах

Национальные песни – другое дело. Здесь поэзия (на степени национальности) выражает себя в не вполне соразмерной форме, форме, соответствующей тому определению, в котором находится она на степени особенности. – Но как скоро поэзия переходит от этой национальной песенной формы к формам и сферам истинной литературы, тогда уже определение до особенности уничтожает все достоинства произведений литературы, которых сущность и превосходство состоит в том, что они имеют значение сами для себя, другими словами, когда в искусстве возникает единичность. Здесь человек выражает личную жизнь, является не членом нации, но свободным, отдельным лицом. Так было в Германии, так было в Англии, так было и у нас, но не так было во Франции. – Во Франции, как мы уже сказали, вея поэзия определила себя до особенности и, следовательно, таким образом, этим определением уничтожила все достоинства всех произведений, кроме песни, ибо ни одна форма, кроме песенной (в обширном смысле) не может как форма быть уже порукой за эстетическое достоинство. Во Франции песня есть. На этой степени песни остановилось в ней искусство; следовательно, Франция находится в кругу тесной национальности, где народ сам себя только и выражать, понимать может. И до сих пор песня есть единственная форма, в которой выражается поэзия французов; песнью называем мы такую поэтическую форму, в которой выражается субъективное чувство народа, и потому все песни, то есть стихотворения, в которых нет претензий на общее, в которых выражается не лицо, а француз во Франции, имеют истинное поэтическое достоинство. Собственная форма песни во Франции есть куплет и драматизированный куплет – водевиль. Беранже как куплетист, как писатель, в котором выражается не Беранже, не лицо, а француз, нация, есть единственный поэт Франции. – Итак, куплет и водевиль есть единственные формы, возможные для французской поэзии. Все остальные формы ложны, и все претензии французов на литературу (т. е. как на жизнь народа в искусстве, перешедшего за степень особенности) – смешны. Все произведения их, и классические, и романические натянуты и эффектизированны.

Задача наша нам уяснилась. – Искусство не довольствуется отрицанием себя как общего до особенности, и определяет себя только до форм своих (только до внешности), – оно идет далее и выражает себя в произведении отдельном, доходит до единичности. Во Франции искусств остановилось на степени особенности; на этой степени искусство выражает себя в форме национальной песни (где нет ничего единичного); во Франции есть песня, и только песня есть единственная форма ее поэзии, ибо она тольк есть соразмерное выражение поэзии на определенной степени особенности, поэзии национальной. Остальная же литература есть собрание произведений не поэтических, ибо поэзия здесь уже не есть отражение национальной жизни и должна явиться в произведениях самих по себе значащих, чего нет во французской литературе, которая вся вышла из состояния национальности, и, следовательно, во всей в ней видна только претензия на истинную художественность. Может, мы нашу мысль не представили еще здесь надлежащим образом ясно. – Ниже, говоря о народности, мы изложим ее удовлетворительнее и определеннее, и тогда самое теперешнее заключение получит еще большую ясность.

Вслед засим представляется нам следующий вопрос: почему французы, народ, заключенный в тесной форме национальности, мог иметь такое сильное влияние своим языком, нравами, литературой и вообще направлением? Постараемся ответить на этот вопрос.