О дереве судят по плодам

Владимир — сын геолога. Свою профессию выбрал по совету отца — талантливого ученика знаменитых академиков Ферсмана и Обручева. К отцу он был привязан с самого детства. Любил его и гордился им, считал его самым близким наставником и другом. Видел отца редко, урывками. За многие годы геологических странствий Седлецкий-старший исходил, исколесил и облетал всю страну, написал сотни научных работ, сделал крупные открытия. Профессор не бывал дома по году и больше. Жажда поиска, новых открытий надолго разлучала с семьей.

Зато, когда он возвращался в родной Ростов, истосковавшийся по дому, усталый, — для всей семьи наступал праздник. Из своих поездок Иван Дмитриевич всегда привозил незнакомые запахи тех мест, где бывала его экспедиция, где ставил походную палатку. Володя не переставал удивляться стойкости этих запахов — они не выветривались даже за время обратной дороги. Ими буквально пропитывалось все: меховая куртка отца, шуба, плащ, шапка, сапоги, волосы. Это были запахи таежных лесов, полынной степи, альпийских лугов. Иногда профессор приезжал сильно загорелый, пропахший солнечным соленым ветром. Значит, разведку вел на морском берегу.

В кругу семьи профессор подробно и занимательно рассказывал о своих поездках, геологических находках, встрече с дикими зверями, об изумительных цветах, о своих экспедиционных приключениях.

Слушая отца, Володя мечтал о том, чтобы когда-нибудь и самому испытать то же самое.

После окончания средней школы Володя поступил на геологический факультет Ростовского университета. И та жажда поиска, далеких странствований, что томила и жгла всю жизнь профессора, как эстафета, передалась сыну. За пять лет учебы в университете он успел побывать в Якутии, Крыму, на Кавказе и во многих районах европейской части Союза.

Но неизведанных земель еще больше. Вот, например, Туркмения. Что это за страна такая? Хорошо бы побывать здесь… Ведь он ни разу в жизни не видел пустыни, желтого моря сыпучих песков, не знал силы беспощадного солнца.

Университет закончен, и Седлецкий приезжает в Туркмению, в Гаурдак, где базировалась Кугитангская геологоразведочная экспедиция. Двадцать тысяч квадратных километров — на такой площади экспедиция ведет разведку полезных ископаемых. Тут, как говорят геологи, на небольшом «пятачке» расположено восемнадцать перспективных структур на нефть и газ. Здесь же сосредоточены огромные запасы серы, калийной и поваренной солей, целебной воды. А как контрастны ландшафты! Пустыня и горы, сухие, выжженные солнцем лощины и благоухающие запахом цветов, заросшие ежевикой, диким виноградом, орехом, грушей, травами, живописные распадки, где шумят водопады и легкой тенью проносятся стада архаров.

В Гаурдаке Седлецкого вначале назначают на должность техника-геолога, а потом главным геологом экспедиции. Настали будни напряженного труда: бесконечные поездки по буровым, анализ геологического материала, знакомство с людьми. Людьми!.. Сколько среди них оказалось замечательных энтузиастов, бесстрашных и умных, заслуживших славу первооткрывателей несметных богатств Гаурдака! Это — начальники партий, геологи-ветераны Евгений Парникель, Николай Поддубный, а среди бурильщиков — старший буровой мастер Бекгул Алимов.

С этим мастером у Владимира сложились не совсем обычные отношения. Для него Алимов был скорее всего товарищ, друг, чем подчиненный. А Бекгул в Седлецком не чувствовал начальника и относился к нему, как к старшему брату. Эта уважительность проявлялась в безукоризненной работе бригады и Бекгула Алимова, самого опытного бурильщика в экспедиции.

Приезжая на буровую, главный геолог после обычного приветствия дружески справлялся:

— Чай есть, Бекгул?

— Сейчас будет, Владимир Иванович! — весело отвечал Алимов и шел ставить на глиняный очаг закопченный узкогорлый чайник — тунче. Пока готовился чай, главный геолог наблюдал за работой бурильного станка, пробегал глазами вахтенный журнал и, убедившись, что с графиком проходки все в порядке, подходил к ящикам с керном и долго его разглядывал.

После этого прямо на свежем воздухе, возле походных домиков, пили чай «по-фронтовому». Кипяток Седлецкому наливали в алюминиевую кружку, который долго не остывал. Это чаепитие неизменно навевало на Владимира воспоминания о восхождении на горные вершины. И виделось всегда примерно одно и то же. Солнце. Искристый перелив снегов. От высоты слегка кружится голова. В ветвях можжевельника сипло посвистывает ветер. Он бросает в лицо сладкий арчовый дымок и пресный запах снега. Хорошо! Вокруг — незабываемая красота заснеженных хребтов, складчатые склоны и извивающийся мрак таинственных ущелий, над которыми, покачиваясь, осторожно текут дымчатые облака. А в руках — кружка душистого чая.

Вот так же сиживали за кружкой чая Седлецкий и Бекгул Алимов. Бекгул рассказывал о себе, о своей семье. Главный геолог слушал, и постепенно жизнь бурового мастера стала ему такой же знакомой, как своя.

Бекгул Алимов родился в долине Кугитанг-Тау, в селе Базар-Тепе. Отец был колхозным поливальщиком, но потом со всем семейством переехал в Гаурдак.