О чувстве, заключенном в вещах, и о магии

Уже первая книга доминиканского монаха Фра Кампанеллы привлекла внимание Инквизиции благодаря поддержке учения Телезио, осложнив автору жизнь на годы вперёд. Тем не менее, арест осенью 1599 г. и следствие, ставшее начало почти тридцатилетнего тюремного заключения (до освобождения в 1628 г.), обязано было мессианским амбициям Кампанеллы, фактически ставшего харизматическим лидером собственной религиозно-политической в прямом смысле слова «секты», претендовавшей на насильственный захват власти. Телезио не прожил такую трудную, изломанную жизнь, как его «ученик», в силу более мягкого характера и совершенного отсутствия фанатического, звериного упрямства. Восторженное отношение к поведению Кампанеллы, под жесточайшей пыткой много часов подряд продолжавшего симулировать сумасшествие и обхитрившего католическую Инквизицию, которая не решилась приговорить к смертной казни безумца [Горфункель 1969: 24–30], едва ли оправдано. Показания других участников калабрийского заговора свидетельствуют, что в руках следствия оказался революционер, претендовавший среди последователей на роль «Мессии» и «Монарха мира»[3] [Панченко 2018: 118–122]. Когда из заключения годы спустя вышел критиковавший макиавеллизм автор афоризма «Религия с оружием в руках непобедима» [Campanella 1854: 70], и лидер анти-испанского восстания, выражавший надежду, что именно испанская корона сыграет решающую роль в грядущем, чаемом им всемирном перевороте, многие интеллектуалы тогдашней Европы чувствовали, с кем имеют дело [Баткин 1995: 395–398]. То, что до сих пор «Город Солнца» остаётся самым известным произведением Кампанеллы, до некоторой степени даже справедливо. Метафизика Кампанеллы является если и не приложением к его утопии, то основанием пирамиды всей его философии, на вершине которой была жажда социального действия. На наш взгляд, ставить Бруно, лишенного амбиций в прямом смысле революционных, на одну доску с Кампанеллой неправомерно.

В заключении будут написаны многие работы Кампанеллы, которые его настоящие и мнимые друзья тайком забирали, обещая опубликовать и нередко продавая будущим издателям. Такая судьба ждала и трактат «О чувстве», первая латинская версия которого, конфискованная Инквизицией в 1592 г., считается утерянной. Написанный в конце 1604 г. в подземелье неаполитанского замка Сант-Эльмо итальянский текст, изданный в 1925 г. [Campanella 1925], лёг в основу книги на латыни, опубликованной во Франкфурте в 1620 г. [Campanella 1620] стараниями Тобиаса Адами (1581–1643), получившего известность как издатель трудов Кампанеллы-узника. В 1613 г. Адами в компании своего воспитанника, Рудольфа фон Бюнау, посетил Неаполь и получил рукопись, когда автор трактата, по его собственным словам, написанным почти четверть века спустя, «содержался под суровой стражей» [Campanella 1637: XVII]. Не в пример другим «друзьям», вроде католического публициста Каспара Шоппе (1576–1649), скупавшего рукописи, чтобы присвоить себе полученные материалы, Адами выполнил обещание, издав книгу [Campanella 1637: XVII] и предварив её своим «Посланием с посвящением» братьям Бюнау, Генриху и Рудольфу, в котором выражает восхищение автором трактата как «воскресителем» древней философии [Campanella 1620: 3–7]. Член Тюбингенского кружка, в недрах которого с начала XVI-го века вызревали розенкрейцерские произведения, выпущенные в свет за несколько лет до франкфуртского издания, Адами был близким другом «отца розенкрейцерства» Иоганна-Валентина Андреэ (1586–1654) [Йейтс 2000: 364, 492]. Если вспомнить, что немецкое издание «Испанской монархии» Кампанеллы подготовил ещё один член кружка, правовед Христоф Безольд (1577–1638), то связь Кампанеллы с «классическим» розенкрейцерством, огромную роль отводившим идеям всемирной монархии и «нового божьего града», станет ещё более очевидной [Йейтс 1999: 252–253]. Впрочем, нельзя забывать, что тюбингенское розенкрейцерство было явно протестантским, тогда как Кампанелла позиционировал себя истовым католиком, а критикующий лютеранство «Разгромленный атеизм»[4]

Кампанеллы по-немецки Тобиас Адами так и не опубликовал [Горфункель 1969: 49, 64]. Необходимо также иметь в виду, что являвшаяся частью идеологии классического розенкрейцерства эзотерическая метафизика больше обязана алхимии и герметизму [Фиалко 2018: 143–146], чем неоплатонической традиции, которой, с рядом оговорок, принадлежал и Кампанелла.