– У меня раньше было много времени, – сообщает он, – и дедушка, видимо, решил, что это наилучший способ его скоротать. Как-то раз он принес мне набор с деталями, положил его на стол, и мы вместе строили корабль, пока не закончили. – Он смотрит на кораблик, который держит в руках, и теперь опять улыбается. – Его ты и выбрала. Самый первый сделанный мной корабль.
– Можно? – спрашиваю я, протягивая руку к бутылке.
Он передает ее мне, и я подношу бутылку к глазам, разглядывая кораблик с его крошечными парусами.
– Как ты помещаешь их внутрь?
– Волшебство, – отвечает он.
Я толкаю его плечом в плечо, и соприкосновение отдается во мне легкой дрожью.
– Ну правда. – Пытаюсь говорить серьезно. – Как ты это делаешь?
Колтон поворачивается ко мне лицом и осторожно кладет ладони поверх моих, так что теперь мы держим бутылку вместе в разделяющем нас тесном пространстве. Он смотрит на меня поверх изгиба стекла, согревая мои ладони теплом своих рук.
– Строишь кораблик снаружи бутылки в сложенном виде. Потом помещаешь его внутрь и надеешься, что все было сделано правильно. Тянешь за веревочку, чтобы поднять мачты и паруса, и, если тебе повезет, происходит чудо. Они поднимаются и начинают жить.
Замолчав, он опускает глаза на кораблик за толстым стеклом, а я не могу отвести взгляд от него самого. Как наяву я вижу, как он сидел в этой комнате вместе со своим дедом, худой и бледный, как на фотографиях, и терпеливо строил один маленький корабль за другим в ожидании, когда с ним самим произойдет чудо. В ожидании того, что поможет ему самому подняться и снова начать жить.
– Это не сложно, – произносит он после долгого молчания. – Просто оно хрупкое, вот и все.
Это слово цепляет меня, напоминая о том, что говорила о сердце Колтона медсестра.
– Они такие красивые, – говорю я. – Ты еще делаешь их?
Он на секунду отводит взгляд, потом вновь смотрит мне в глаза и улыбается.
– Нет. Это было… – Он останавливается, видимо, спохватившись. – Нет смысла строить кораблики, которые никогда не увидят океан, когда ты можешь каждый день видеть его своими глазами.
Щелкает выключатель, и я понимаю, что наш разговор – тот, что происходит здесь, в его комнате – закончен.
– Кстати об океане, – говорит он. – Хорошо бы нам выехать, чтобы не пропустить салют.
– Хорошо, – говорю я. – Я только переоденусь.
Но, еще не готовая уйти, замираю – и касаюсь его, его груди. Легко. Осторожно.
Но он не ощущается таким под моей ладонью. Ничуть. Сквозь все разделяющие нас слои – его рубашку, шрам, который она скрывает, твердую поверхность его груди – я почти ощущаю ровное, отчетливое биение его сердца.
Мое собственное сердце пропускает удар, и внезапно меня притягивает к нему на шаг ближе. Долгое мгновение, которое само по себе тоже кажется хрупким, мы стоим вот так, замерев в дверях. Колтон опускает взгляд на мою ладонь, лежащую на его груди, и, хотя мне хочется задержать ее, задержать это чувство, я позволяю ладони упасть и, шагнув мимо него, выхожу в коридор, оставляя корабли, и ощущение близости, и стук наших сердец кружиться в воздухе позади.
Глава 22
Поначалу мне кажется, что красноватый оттенок воды – это игра света. Мы спускаем каяк на воду в тот самый момент, когда последний кусочек солнца ускользает за горизонт, оставляя за собой насыщенно-оранжевое небо, которое быстро синеет по краям. Еще тепло, а вода такая спокойная, что больше похожа на озеро, чем на океан.
– Вау, – шепчу я после того, как мы с Колтоном вытаскиваем каяк на мелководье. – Здесь так красиво вечером.
Колтон все смотрит вдаль.
– Я мог бы стоять и смотреть на это бесконечно.
– Я тоже, – соглашаюсь. И думаю:
– Готова? – Колтон придерживает каяк, чтобы я села.
Я забираюсь внутрь, он тоже, и мы, устроившись на сиденьях, опускаем наши весла в темную воду и начинаем легко преодолевать одну маленькую волну за другой. Я смотрю, как мое весло, проходя сквозь водную гладь, оставляет позади крошечные завихрения цвета ржавчины.
– Почему вода такого цвета? – спрашиваю я через плечо.
– Это красный прилив, – отвечает Колтон.
– Красный прилив? – Я озираюсь вокруг. Мне не очень-то нравится, как оно звучит, особенно после того, как я позволила уговорить себя уплыть из нашей маленькой бухточки в темноту – чтобы посмотреть на салют с воды. Я оглядываюсь на него. – Страшно даже спросить, что это.
– На самом деле ничего страшного нет, – говорит он. – Все дело в особых водорослях, которые вдруг, ни с того ни с сего, разрастаются по всему побережью. Это просто потрясающе, когда оно происходит.
– Правда? – Я все смотрю на воду, пока мы плавно скользим по ней. Выглядит она скорее грязной, чем потрясающей.