Хотя, если вспомнить, что он делал в этом же кабинете, разговаривая с Юрой по скайпу, то пылкие поцелуи теперь казались невинной забавой. Правда, такими темпами одними лишь поцелуями они не ограничатся.
Через минуту Юра всё же отстранился от Володи.
— Мы на концерт опоздаем, начальник. Двадцать минут осталось!
Володя вздохнул. И зачем ему какой-то концерт, если тут Юра, такой красивый и желанный, в его объятиях? Но скрепя сердце он всё же отошёл от него и, взяв в руки сумку, глянул на часы. Они и правда могли опоздать.
Симфонию играли в том же зале, где в сентябре, спустя двадцать лет разлуки, Володя увидел Юру. Зрители шумели, музыканты настраивали инструменты. Володя с Юрой успели занять свои места за пару минут до начала.
Юра спросил, наклонившись к его уху:
— А где ты тогда сидел?
— Вон там, — Володя указал на кресло в десятом ряду.
— А я всё время сидел вон там, — Юра указал на последний ряд.
— Ты был здесь как слушатель?
— Конечно. В школе и позже, перед поступлением, ходил слушать учеников консерватории.
— А ты вообще мог тогда представить, что будешь тут выступать как дирижёр со своей собственной музыкой?
Юра рассмеялся.
— Нет, даже тогда. А до чего же амбициозный я был!
Володя улыбнулся и хотел сказать, что Юра достоин ещё большего, но вышел дирижёр, и зал разразился аплодисментами.
Зазвучала Шестая симфония Чайковского. Патетическая, мрачная. Но, слушая её, Володя сравнивал свои нынешние впечатления с теми, что произвели на него музыка Юры и он сам. В памяти мигом всплыл его образ за дирижёрским пультом. Какая в нём чувствовалась сила, если не сказать мощь. Володя повернулся, посмотрел на реального Юру — подавленного и надломленного. Почему он стал таким? Что за последние месяцы произошло такого, из-за чего он так выгорел?
Если в «Ласточке» Володя его вдохновлял, не мог ли сейчас отравлять?
Володя отогнал от себя эту бредовую мысль. С чего бы? Тем более говорят, что творцам нужны сильные эмоции — счастье или страдание, а Юра счастлив рядом с Володей.
Всю симфонию Володя то и дело украдкой на него посматривал. Юра, казалось, полностью погрузился в музыку — сидел с закрытыми глазами, будто даже не дышал. Но вдруг Володя услышал, что Юра шмыгнул носом. Странно, он же ходил в шерстяном пиджаке, когда успел простыть? Володя не придал этому значения, снова увлёкся симфонией, но через минуту рядом послышался всхлип.
Обернувшись, Володя застыл — Юра так и сидел с закрытыми глазами, а по его щекам катились слёзы. Володя изумился — до чего же Юра тонкая впечатлительная натура. Что же он слышит сейчас, какие картины показывает ему сквозь толщу веков Чайковский?
Видеть его слёзы от музыки было странно и трогательно. С одной стороны, хотелось не мешать наслаждаться, но с другой — пальцы сами тянулись к его руке. Оба желания боролись в Володе несколько минут, и в итоге победило второе.
Потревожив соседку справа, Володя снял пиджак и положил его на колени, накрыв им и свои, и Юрины. Под тканью просунул руку, нашёл его пальцы, сжал. Юра удивлённо посмотрел на него. Володя улыбнулся, а Юрина ответная улыбка получилась вымученной — в его глазах плескалась боль и тоска.
Обратно к машине Юра не шёл, а плыл — медленно, будто чуть пошатываясь. Не будь он весь вечер рядом, Володя подумал бы, что Юра пьян. Он просто шагал, уставившись в асфальт, и молчал. Пару раз Володе даже хотелось придержать его под руку — вдруг упадёт.
Остановившись у парковки, Володя развернул Юру к себе, положил ладони ему на плечи и чуть встряхнул. Тот посмотрел на него стеклянным взглядом. Спрашивать, всё ли в порядке, было бессмысленно, как и пытаться выяснить, что случилось.
— Давай поднимемся ко мне в кабинет?
— Зачем? — равнодушно спросил Юра.
— Чая попьём. — И Володя, не дожидаясь согласия, взял его под локоть и повёл внутрь.
Охранника на вахте почему-то не оказалось — может, в туалет отошёл? Володя пожал плечами — он всегда носил с собой запасные ключи от офиса.
Зайдя в кабинет, Юра сделал несколько шагов, зачем-то погладил пальцами столешницу, подошёл к окну, но даже не взглянул в него. Володя, наблюдая за этими бессмысленными действиями, лишь покачал головой. Юра развернулся лицом к Володе, опёрся на подоконник и, сложив руки на груди, уставился в пустоту. Володю напугал этот совершенно отрешённый взгляд.
Он быстро подошёл к стеллажу, открыл шкафчик, в котором хранил подарочный алкоголь, откупорил одну из пузатых бутылок — то ли коньяка, то ли виски, даже не разобрался. Налил прямо в чайную чашку, стоящую на столе, сунул её Юре в руки. Тот, видимо, даже не понял, что это не чай — отхлебнул и тут же закашлялся.
Володя мигом забрал у него чашку, поставил на стол. У Юры снова слезились глаза — наверное, всё же от неожиданности. Он смотрел недоумённо и несколько обиженно, но теперь — хотя бы осмысленно.
— Прости, — сказал Володя. — Мне показалось, ты совсем не в себе.
— Я… — Юра растерялся, обвёл взглядом кабинет.
— Юр, что случилось? Мне казалось, поход на симфонию должен тебя воодушевить, но вместо этого ты впал в… прострацию? Даже не знаю, как это назвать.