подавляющая часть времени проводится в окружении бетона и стали. Глеб не знал точно, где
расположена "Зарница". Его вместе с группой прочей семи-восьми летней ребятни
доставили сюда два года назад в наглухо закрытом кузове грузовика с безымянного
аэродрома. Меньше минуты от трапа до машины, а потом - многочасовая тряска в
кромешной темноте, наполненной плачем, стонами, запахом блевотины и мочи, через
который пробивался еле уловимый хвойный аромат. Да, что-что, а природа здесь была
великолепная. Пологие, переливающиеся волнами холмы и сосны на них, огромные,
прямые, словно мачты. Когда дул ветер, пушистые зёлёные кроны раскачивались высоко-
высоко и тихо шелестели длинными иголками. Весной холмы покрывались густой сочной
травой, делая воздух настолько свежим и упоительно сладким, что хотелось пить его,
глотать раскрытым ртом ещё и ещё, пока не ощутишь вкус росы на языке. В начале лета
деревья-исполины сочились прозрачной, жёлтой и яркой, как солнце, смолой, наполняя всё
вокруг необъяснимо прекрасным, чуть щекочущем ноздри ароматом. Иногда удавалось
отковырнуть кусочек этого застывшего света, чтобы потом сунуть за щёку и жевать,
наслаждаясь его странным, горьковато-терпким вкусом. Осенью запахи снова изменялись,
становились мягче и тише, будто впадающая в полудрёму природа старалась убаюкать и
своих беспокойных соседей, подносила палец к устам и говорила: "Тшшшш". А когда вслед
за порой безмятежного увядания наступала зима, мир вокруг становился ослепительно
белым. В солнечный день невозможно было не щуриться. Мириады кристаликов льда,
устилающие всё ровным покрывалом, искрились и сверкали под лазурным небом, а сосны
нахлобучивали пушистые шапки. Сейчас только-только вступала в права осень. Сентябрь не
успел ещё притушить яркую зелень холмов, а прохладный воздух был чист и прозрачен.
Бежалось легко. Ноги, шурша камнями, несли Глеба по гравийной ленте, которая петляла
среди холмов и терялась далеко-далеко, за желтовато-зелёной дымкой леса, а перед глазами,
словно метрономы, раскачивались спины товарищей. Справа размеренно сопел Преклов.
Они бежал в середине колонны. Удобно. Не мозолишь глаза воспитателю, не нужно задавать
темп группе, и позади идущие не дадут расслабиться.
Спустя час мимо проплыл километровый столб с цифрой десять. Первая половина
маршрута была пройдена. Группа двигалась ровно, собранно и без видимых осложнений,
пока вдруг...
- Поднять темп! - от хвоста к голове колонны промчался "Лис" с орущим в мегафон
Крайчеком. - Десять километров за час! Калеки на протезах бегают быстрее! Или вы
думаете, что оставшегося времени хватит, чтобы пройти ещё десять километров и полосу
препятствий?! Вперёд, вашу мать!
Свежепринятая информация о грядущей полосе препятствий на большинство курсантов
произвела эффект удара по голове тяжёлым тупым предметом. Ритмично покачивающиеся
"метрономы" пошли вразнобой. Направляющие резко ускорились. Стройная, в три шеренги,
колонна быстро утратила чёткость формации и разбрелась хаотичными группками.
- Вы что, инвалиды долбанные, заснули?! А ну бегом! Я лично прослежу, чтобы каждый
ублюдок, вздумавший сачкануть, подох в кратчайшие сроки!
Колонна начала растягиваться. Наиболее впечатлительные рванули вперёд и минуты через
две оторвались на добрых полсотни метров. Ещё через десять минут подавляющая часть
"спринтеров" переместилась ближе к хвосту, израсходовав запас прочности.
- Я сейчас точно сдохну, - пожаловался Преклов, всё с большим трудом удерживающийся
за Глебом.
- Дыши, не болтай, - ответил тот, размеренно перебирая ногами по гравию. - Сдохнувших
сегодня и без тебя хватит.
Будто желая подтвердить только что озвученную гипотезу, бегущий впереди курсант
перешёл на шаг, присел и надрывно проблевался.
- Минус один, - констатировал Глеб.
Командирский "Лис" рыкнул мотором и подскочил к бледному, словно смерть, парнишке.
- Имя! - раздался усиленный мегафоном голос Крайчека.
- Людвиг Штольц, - чуть слышно ответил курсант и снова захрипел, выдавая новую
порцию желудочного сока.
- Какого хера ты здесь расселся, Людвиг Штольц?! Встать! Пошёл за группой! Бегом,
дерьмо, бегом!
Глеб на секунду обернулся и увидел как Людвиг метрах в ста, шатаясь, поднимается.
- Живее, тварь! Догоняй свою группу! - продолжал орать Крайчек. - Что ты будешь делать
на войне, червь навозный?! Как ты поможешь своему подразделению?! Твой отряд уже
принял бой! Впереди! Они прижаты огнём! А ты здесь! Сидишь в обнимку с пулемётом и
блюёшь, как последний долбаный педераст! Там убивают твоих товарищей! Они умирают из-
за тебя, сука поганая! Каждый твой сблёв стоит кому-то жизни! Годы обучения и
невъебенная туча потраченных средств идут хуем из-за того, что тебе, ничтожество,
приспичило изрыгнуть дерьмо из своих гнилых потрохов! Вперёд, ублюдок! Вперёд!!!
Следующие десять минут группа бежала под аккомпанемент постепенно затухающего
монолога Крайчека, без устали выдающего на-гора всё новые и новые вариации
уничижительных определений для Штольца. К восемнадцатому километру монолог стал
заметно тише из-за увеличившегося расстояния, а потом и вовсе умолк. Правда, скоро он