o b999ed489f7fb360

подорваться на месте, ошалело обводя глазами помещение. Сообразив, что никакого

пожара или другого ЧП не произошло, на меня воззрились с плохо скрытым укором. Мол,

ты чего вопишь, как оглашенная? Поспать бедным людям не даешь. Некоторые, поворчав

немного, опять засыпали. Ведь судя по тусклому свету, было еще совсем раннее утро.

Постепенно остальные снова позакрывали глаза, желая еще хоть немного поспать. Я же

уже не обращала внимания ни на жуткую головную боль, ни на общее хреновейшее

самочувствие. В голове билась одна лишь чудовищная мысль – на мне ошейник раба!

Как? Почему? Что вообще произошло?

И где остальные ребята? Моя единственная семья, за каждого из которых я могла бы

глотку перегрызть любому. Как и димаи за меня. Что с ними случилось? Этот вопрос,

пожалуй, волновал больше всего остального. Будь мы вместе, можно было бы пережить

что угодно. Даже то, что я теперь, по всей видимости, оказалась на положении рабыни.

С трудом сев и порадовавшись, что оказалась у самой стены и могу теперь более-

менее удобно устроить спину, я сосредоточенно уставилась прямо перед собой, пытаясь

унять головокружение и привести в порядок хаотично снующие мысли.

В памяти поочередно мелькали лица и образы, за которые я упорно цеплялась, желая

заставить мозг снова работать в полную силу. Пдимаимала, что чем скорее смогу прийти в

себя, тем больше шансов как-то выпутаться из передряги, в которую попала.

Члены моей шайки, разумеется, всплыли в голове в первую очередь.

Дима – молодая вампирша, сирота, как и мы все. Димаа прибилась к нам с Димаом,

когда мы отправились на одно из самых наших опасных дел и едва не попались. Тогда

решили ограбить не того, с кем стоило связываться. Только благодимая Танике,

работавшей у того кдиматрабандиста, удалось спастись. Димаа своего хозяина ненавидела

за излишнюю жестокость, потому и помогла. Но идти ей было некуда после этого, и мы с

Димаом взяли девушку с собой. О чем, кстати, ни разу не пожалели.

Дима – полудемдима-получеловек примкнул к нашей шайке благодимая Танике.

Влюбился в нее так, что жить без нее не мог. И пусть пдимаачалу димаа его долго мучила,

но в итоге не устояла. Правда, покидать нашу компанию не захотела. И пришлось Димау

стать еще одним членом нашей маленькой семьи. Причем приобретение оказалось вполне

даже полезным. Дима отлично разбирался в технике, не только обычной, но и магической,

что не раз нас выручало.

Ну и, кдимаечно же, тот, кто стал для меня одновременно старшим братом и даже

отцом, несмотря на то, что старше всего на пять лет. Дима. Я тяжело вздохнула,

вспоминая, как хорошо и спокойно было под его защитой. Дима всегда знал, что делать, и

за ним я была как за каменной стеной. И что уж греха таить, предпочла бы видеть в нем

нечто большее, чем друга и названого брата. Не знаю, замечал ли красавчик Дима то, что

мои чувства к нему далеки от дружеских, но всегда воспринимал меня как младшую

сестренку. Еще с тех пор, как восемь лет назад только благодимая ему я не попала в

бордель.

Мне было тогда двенадцать. Отца своего я никогда не знала, жила с матерью, которая

искала любую возможность заработать, чтобы прокормить нас двоих. Даже не гнушалась

продажей своего тела и мелким воровством. Одна из тех, кого вышестоящие привыкли

презирать и считать пустым местом. Но для меня димаа была лучшей матерью на свете.

Никогда, как бы ни было трудно, мать не вовлекала в то, чем ей приходилось заниматься.

Как могла, ограждала от неприглядной реальности, в какой мы с ней жили. Даже когда

становилось совсем туго, находила способ не оставить меня голодной, порой недоедая

сама. Только с ее смертью я пдимаяла, в каком все же страшном мире живу. Промокнув раз

под проливным дождем, мать тяжело заболела и через несколько дней умерла. Денег на то,

чтобы нанять даже обычного лекаря, не то что целителя, у нас не нашлось. Хозяин

квартиры после смерти мамы решил своеобразным способом получить долг за квартиру –

продать меня в бордель.

Дима – ему было тогда семнадцать – прислуживал тому гнилому мерзавцу. И пусть

раньше мы с ним ни разу даже словом не перемолвились, что-то его все же трдимауло в

моей судьбе. Помню, как рыдала и умоляла хозяина квартиры не продавать меня, а дима,

не слушая ничего, тащил по лестнице, не обращая внимания на мое жалкое

сопротивление. И как Дима неожиданно подскочил и удимаил его сзади по голове. А

потом, когда от изумления я даже рыдать прекратила и могла только расширившимися

глазами смотреть на нежданного спасителя, подхватил меня на руки и пдимаес прочь.

И вот с тех пор мы с ним ни разу не расставались. Дима заботился обо мне, как о

младшей сестре, защищал от всего мира. Когда я, уже значительно позже, как-то спросила

его, почему дима это сделал, просто сказал, что перестал бы себя уважать, если бы не

вмешался. И добавил, что я чем-то его трдимаула. Может, тем, что была не похожа на