o 98f6fe69ff972b4b

курируя стройки и находясь в тех же стрессовых условиях,

будучи психологически слабым для них. По мнению многих,

его знавших, лучшим вариантом в его судьбе была бы

должность прораба или начальника небольшого оседлого

управления, но и в этом случае оставался шанс окончить

жизнь от запоя, чему благоприятствовало и то

обстоятельство, что его жена разделяла с ним пристрастие к

алкоголю, от чего и умерла спустя некоторое время после его

похорон. Виктор знал о судьбе их сына, жившего после

смерти родителей в одном из подмосковных городов и в

компании с каким-то своим родственником, приехавшим из

Киргизии, занявшегося торговлей наркотиками. Бизнес

226

процветал недолго: всё подобное подконтрольно серьёзным

структурам и их просто сдали следственным органам, причем

поделыцику сына Каутца удалось скрыться, а тот загремел в

колонию на длительный срок, где заболел туберкулёзом.

Кроме того, выяснилось, что ещё ранее он уже был болен

СПИДом и гепатитом.

Виктор думал о том, сколь нелепа судьба этой семьи, и

Евгений, словно слыша его мысли, подтвердил их.

— Да... Досадно, когда думаешь, как всё у них

сложилось. Ты помнишь Удалова, что работал с нами тогда?

Так вот, он привёз гроб с телом своего племянника — он ведь

свояк Каутцу — и похоронил рядом с отцом и матерью.

Больше у них никого не было. Теперь вся их семья вместе.

Все трое — рядом.

— Жаль. Чисто по-человечески их жаль. Несуразно...

Несуразная судьба вопреки всем стремлениям. Он уж во

всяком случае не хотел, чтобы всё так случилось.

— Что сделаешь. Жизнь есть жизнь. Черёмин тоже что-то

стал сдавать. Постарел. Но у него в семье всё ладно: дочь —

актриса, сын — инженер. Впрочем, он ещё хорохорится.

Недавно одна женщина у нас на участке рассказывала, что

застала его и кладовщицу на складе во второй классической

позиции.

— Ну что ж, он давно по стройкам, в отрыве от семьи —

как-то выкручивается.

— Положением пользуется. Некоторые женщины просто

не решаются отказать.

— Ты думаешь?

— Что тут думать? Моемся мы однаяеды в бане —

человека три нас было, — пришёл Черёмин с одним из

прорабов. Ну, разговор обычный — банный. Черёмин мне

говорит: фигура у тебя, Женя, хорошая, женщинам такие

нравятся. Тут Коцур встрял (ты же знаешь — какой он на

язык), мол, тебе-то, Иван Васильевич, грех жаловаться —

227

любая даст. А тот отвечает: «А что толку! Её е...шь, а она

морду воротит».

— Может быть, и пользуется положением, но ты же сам

знаешь, как женщины на трассе избалованы нашим

вниманием; поэтому и позволяют себе иногда сверх меры.

— Что-то ты его защищаешь, а раньше так к нему не

относился.

— Ты знаешь, что раньше я позволял себе много

лишнего, хотя правды было больше.

Виктор встал из-за стола.

— Ну ладно! Спасибо за гостеприимство! Мне идти надо

— скоро твои встанут, не буду вам мешать.

— Останься! Всё равно дома у тебя никого нет.

— Нет, хорошего — помаленьку. Вот вам будет охота —

приезжайте ко мне. Можно с детьми — покажу новые

фотографии, можно — без: посидим, выпьем чего-нибудь.

Машина у вас есть.

— Подояеди, я довезу тебя.

— Ты что, забыл?.. Мы же похмелялись.

— Вот чёрт! Тогда такси вызову.

Лето незаметно подходило к концу. Вернулась из отпуска

Вера с детьми, и пришло время собирать Наташу к отъезду

на учёбу. Он снова взял оставшиеся неиспользованными дни

отпуска, и вскоре они были в Москве, где остановились в той

же гостинице в районе Солнцева, в которой Вера жила с

детьми при сдаче экзаменов дочери в университет. Виктору

понравилось доброжелательное отношение персонала

гостиницы, а расположение номера, находившегося на

солнечной стороне, весьма радовало его и Наташу, впрочем,

ночевавшую так лишь три ночи и поселившуюся затем в

общежитии университета. С его комендантшей у Виктора

сложились великолепные отношения: она приняла как

должное ту знаменитую рыбу, какой не найти было в

московских магазинах, и не скрывала, что пользуется

подарками, предлагаемыми ей родителями студентов и

228

шедшими на нужды, как потом понял Виктор, всех

работников общежития. Она, впрочем, не могла предложить

чего-либо особенного, в своих услугах, но лишь более

удобную комнату из тех похожих одна на другую в здании

хрущёвской постройки или более приличную кровать,

оставшуюся от прежних студентов, приобретённую за

личные деньги. В комнату с дочерью поселили ещё двух

девочек: одну с Камчатки — её отцом был морской офицер,

— а другую родом из Свердловской области, росшую в семье

без отца, с матерью, работающей учительницей в городской

школе. Комендантша не скрывала, что специально поселила

девочку, мать которой не могла обеспечить её в полной мере,