рассматривания фиксирует для своей новой книжки: «Мне
кажется, я нашел определение того белого цвета, который
доминировал во всем облике Веры Николаевны. Цвет белой
мыши с розоватыми глазами».
Могло быть не так? Да на один раз! Окажись у нее тогда
уровень тестостерона в крови пониже – быть бы ей доктором
химических наук от Зелинского. После революции и
гражданской войны стала бы профессором МГУ, продолжала
бы работать с главой научной школы, может, это ей, а не
Альфреду Платэ он поручил бы исследовать реакции
дегидроциклизации парафинов на платине, то, что после
войны Владимир Хенсел в Штатах превратил в платформинг.
Сталинская премия, эвакуация в Казань. Может, еще и в
шестидесятых годах ходила бы по коридорам химфака
заслуженной белой мышью, так и не увидев ни бегства от
красных из Одессы, ни парижских меблированных комнат,
ни особнячка в приморском Грассе, ни немецких солдат на
улицах Ниццы.
А могло, конечно, быть и так, что ехать ей, племяннице
кадетского лидера, в Воркуту, узнавать, что такое пересылки,
премблюдо, «минус десять», реабилитация – или безымянная
могилка в мерзлоте. Мало ли что может получиться на
пересечении турбулентного потока Большой Истории и
тоненькой струйки судьбы маленького человека?
103
Наверное, надо знать и меру. Даже Шахразада рано или
поздно прекращала
человек, для которого в Альтернативной Реальности я хотел
бы найти возможность хотя бы появления на свет, если уж не
оценить возможную судьбу. Это я сам.
Потому, что в нашей Реальности эта возможность и эта
судьба очень тесно связаны именно, что с нефтью. Мой отец
родился и окончил школу в кубанском Армавире. Хотел он
поступать в знаменитый по двадцатым годам московский
Электромашинный Институт им. Каган-Шабшая, что-то
вроде Физтеха того времени. Но вдруг оказалось, что он,
первый пионер и один из самых активных молодых
энтузиастов своего городка, не может поступить ни в
желанный московский ВУЗ, ни даже в обыденный Кубанский
политех. Как выходец из эксплуататорской среды. Потому,
что его отец, мой дед, был доктором в этом самом Армавире.
Тогда в его романтическую голову пришла авантюрная идея
отправиться в Таджикистан, в горный Хорог, сражаться там с
басмачами и тем показать любимой Родине и еще более
любимой Партии, что он не эксплуататор и не подкулачник,
а, наоборот, всей душой.
Маршрут на Памир лежал через город Баку, а там как раз
(1930 год) раза в три увеличили набор в Политехнический
им. Азизбекова на нефтяные специальности. Нужны были
специалисты для пятилеток и по этому поводу власть
несколько снизила свою придирчивость к анкетам. Мой отец
поступил, днем учился, по ночам работал сменным химиком
на заводе имени Вано Стуруа, стал научным сотрудником в
АзНИИ нефтяной промышленности, завлабом, в 27 лет
замдиректора по науке. Началась война – вступил в партию и
пошел на производство, главным инженером завода им.
Джапаридзе. Была авария. Виноват – не виноват, но вызвал
вельможный гнев Главного Начальника Азербайджана Мир-
Джафара Багирова, так что мог и у стенки оказаться. Но
замнаркома Рыбак выпросил его у бакинской власти – «Вы, -
мол, - тут можете позволить себе ни за что специалистов
сажать, а на Урале, во
голод».
Оказался мой папа в «Молотовнефти». Туда эвакуировали
нефтеперерабатывающий завод из Бердянска, снова собирали
в Краснокамске. А мама моя, двадцатилетняя уральская
красавица, училась на геолфаке университета и работала в
одном из отделов этой самой «Молотовнефти». Заболела ее
подруга, секретарша у начальника, попросили Миту ее
подменить, большое совещание, сам Байбаков приехал. Вот
она вносит бумаги, а замнаркома ее и спрашивает: «Скажите,
девушка, как Вас зовут?» – «Маргарита Александровна!» Все
так и грохнули – очень уж молоденькая Маргарита
Александровна-то!
После совещания к ней подошел один из участников и
сказал, что у него есть билеты на сегодняшний футбол, так
если ... . Это все было в июле 44-го, а в мае 45-го отец уже
встречал маму с кулечком из Краснокамского роддома.
Получается, что я и на свет появился благодаря двум сильно
нестандартным феям – Мир-Джафару Багирову и Николаю
Байбакову. Ну, и благодаря нефти, конечно, каким еще ветром
могло моего отца занести на Урал? А занесло, он и умер на
Урале, в нефтяной Уфе, прожив там больше полувека.
Могло это все получиться в Угольном Мире?
Думается все же, что могло. Заменить, пожалуй, придется
бакинский Азизбековский на Политех в донбасской Юзовке,
АзНИИ НП на ЮжНИИГипрогаз, завод Джапаридзе на,
допустим, завод гидрирования угля им. Артема. Вполне