Нырнуть без остатка

– Аппетит приходит во время еды, – глядя на чуть нахмурившегося Никиту, пытаюсь перевести в шутку.

– Где-то я уже это слышал… про твой аппетит.

– Где?

– Ты так и про секс говорила.

– Ах ты! – смеюсь и заваливаюсь на Никиту, но совсем скоро шутливая борьба меняет градус.

Измотанная ласками Горского, я все-таки засыпаю. А спустя несколько дней, одним воскресным утром, когда говорю Никите, куда собираюсь, он откладывает все дела и вызывается меня отвезти. И конечно не принимает никаких возражений.

Во дворе по адресу, где я уже бывала, становится страшнее, чем по дороге сюда. Что я вообще здесь делаю? Еще с этим дурацким тортиком! И Никиту отправила домой, хотя он предлагал пойти со мной.

Мнусь перед подъездом полчаса, час. Даже замерзаю. Уже сто раз люди выходят и заходят – могла бы проскочить, если не хотела звонить в домофон. Когда нервы окончательно сдают, все-таки протискиваюсь следом за группой девчонок с первого этажа. Пробегаю лестничные пролеты, быстро нажимаю звонок, чтобы не передумать. А услышав топот ног, собираюсь сию же секунду унести свои. Но дверь распахивается, и я подбираюсь. Без сомнения могу сказать, что прямо передо мной стоит моя мама.

А она красивая. У нее над губой крохотная родинка. Немного пухлые щеки и тонкая шея, длинные волосы, намного длиннее, чем мои, и очень ухоженная кожа. Я открываю рот, собираюсь что-то сказать, но слова теряются.

– Здравствуйте, – вежливо заговаривает она.

– Это ко мне? – из комнаты выглядывает щуплый парень с выбритыми висками, мой брат. – А нет, не ко мне.

– Добрый день, – шепчу я, потому что горло вдруг нещадно першит.

– Вы к кому?

Она смотрит на меня, а я пытаюсь поверить, что не сплю.

– Кажется, я ваша дочь, – произношу прежде, чем передумаю или что-то помешает.

Ее лицо в один миг становится серьезным. Вежливой и гостеприимной она больше не кажется. Чувствую, что прямо сейчас с позором прогонит меня, но к нам подбегает девчонка с двумя косичками.

– А у нее прическа, как у тебя была, ма-ма, – шепчет громко, теребя маму за домашние штаны.

Я не сдерживаю улыбки, но «ма-ма» начинает заметно нервничать.

– Зайдите, – бросает женщина, выглянув в подъезд.

Она меня подгоняет, просит мальчика забрать сестру и уходит на кухню. Я молча следую за ней. Торт приземляется на стол, и я знаю, что точно не попробую ни кусочка, потому что все слова стали комом в горле.

– Что вам нужно? – спрашивает резко.

Она не грубит, но явно защищается. Я ждала чего-то подобного, поэтому не удивляюсь.

– Не знаю, – честно отвечаю я.

Растерянно смотрю на нее, ничего не скрываю, а она храбрится. На кухню заглядывает подросток. У него на руках перчатки, в каких поднимают тяжелый вес, но он кажется слишком худым для таких развлечений.

– Здравствуйте, а вы кто? – не стесняясь, спрашивает парень и наливает воды из графина, в то время как его мама пугается сильнее.

Боится, что я могу ляпнуть лишнего?

– Это папина студентка, – спешит ответить она, чтобы я не успела.

– Он еще и преподает? – спрашиваю негромко, когда мы вновь остаемся одни.

Я не уточняю, но и так понятно, кого имею в виду.

– Да, – с заминкой отвечает, – психологию в университете. Недавно начал.

Я с трудом перевариваю информацию. Это на меня стены так действуют и ее тяжелый взгляд.

– Послушайте, – вдруг быстро продолжает шепотом, – он ничего не знает. И я бы хотела, чтобы так и осталось. Надеюсь, вы понимаете меня.

Странно, что она обращается на «вы», да?

– Я родила, когда мне едва исполнилось восемнадцать. И ваш… твой, – наконец исправляется она, – твой отец, он был старше, он много работал, был очень амбициозным. Мы сильно поссорились, когда он уехал за границу получать образование. А я… я осталась одна, я испугалась, что он никогда ко мне не вернется. Я не могла найти его! Как бы я растила тебя сама?

Как и тысячи других женщин, – хочу ответить, но продолжаю молчать. Только сердце стучит чуть быстрее.

– А потом… потом, когда он все же приехал, вернулся, когда мы встретились… господи, прошло четыре года! Он бы не простил, он бы никогда меня не простил!

Она смотрит куда-то в пустоту, теряется где-то на задворках памяти.

– Не порть ему жизнь! Пожалуйста, – просит умоляюще. – Ты можешь представить, что будет с карьерой, если кто-то узнает, что его ребенок вырос в детском доме на окраине города? Это будет конец!

Я и не собиралась, но все, о чем могу думать: она знала.

– Ты всегда знала, где я, – произношу вслух, повторив сотню раз про себя.

Ее лицо в один миг превращается в злую гримасу. Теперь она такая, какая есть на самом деле. Я вижу ее настоящую.

– Как ты вообще нашла нас? Я заплатила, чтобы документы уничтожили.

Это звучит жестко, внутри все замирает. Но с признанием приходит освобождение, потому что больше не нужно притворяться, контролировать каждое слово и… можно просто уйти.

– Что тебе нужно? – спрашивает не напористо, а уже как-то обреченно. – Если деньги, то…

– Ничего, – отвечаю спокойно и мотаю головой, – мне ничего от вас не нужно.

Я и так получила больше ответов, чем могла.