Ныряющие в темноту

Зигфрид Брандт, старший помощник капитана "U-869".

Когда брат Брандта Ганс-Георг спросил мать, почему она плачет над этим фото Зигфрида, прикорнувшего на борту «U-869», она сказала ему, что Зигги всегда так сидел, — это напомнило ей мальчика, дитя, и, хотя Зигги был уже гордым воином, она видела на этой фотографии своего маленького сыночка.

Франц Нэдель, торпедист "U-869".

Гизела Энгельманн, невеста Франца Нэделя.

"U-869" в море на учениях. Обратите внимание на олимпийские кольца на боевой рубке, которые обозначают, что субмариной командует выпускник военно-морского училища 1936 года — года проведения берлинской Олимпиады.

Ричи Колер и Гизела Энгельманн, Берлин, Германия, 2002 год.

Команда «U-869» после приемки, 26 января 1944 года. Трое офицеров стоят в нижнем ряду справа: Зигфрид Брандт (крайний справа), Гельмут Нойербург (в центре), Людвиг Кесслер (крайний слева).

Чаттертон сменил направление поиска и покинул боевую рубку. Теперь он смотрел на зияющую пробоину субмарины. Он заплыл внутрь, затем прошел сквозь узкий круглый люк, через который члены команды переходили от центрального поста и офицерского кубрика к отсеку акустиков и радиорубке. Переборка, к которой крепился этот люк, была вырвана по левому борту, и Чаттертон понимал, что это произошло под воздействием чудовищной силы. Он подтягивался вперед буквально кончиками пальцев, избегая чащобы из погнутых труб, зазубренного металла и разорванных электрических кабелей, которые повсюду свисали со стен и с потолка. Вода внутри субмарины была спокойная, частицы редкие и неподвижные. Шпангоуты подводного судна, целые и хорошо различимые, аркой выгибались на скругленном потолке. Чаттертон, похоже, находился возле отсека акустиков и радиорубки, напротив центрального поста. Он продолжал двигаться вперед, проплывая по левой стороне сквозь один прямоугольный дверной проход, а по правой — сквозь другой, пока не попал в пространство, заполненное изогнутыми трубками, с потрескавшимся металлическим полом. Что-то пробудило его интуицию. Он порылся в своих чикагских воспоминаниях, фильмах, которые мысленно снял о разрушавшейся в его присутствии «U-505». "Тут может быть шкаф, — думал он, хотя теперь он может совсем и не походить на шкаф". Он отплыл влево и направил вперед луч света. Темная рыба с седыми бакенбардами ринулась прочь. Он замер и позволил глазам привыкнуть. Перед ним возник силуэт шкафа, словно из облака пара. Он по-прежнему не двигался. Из шкафа, похоже, высовывались ободки глубоких и мелких тарелок. Он поплыл вперед и потянулся к фарфору. Глубокие тарелки можно было достать. Он подносил их к лицу. Сверху они были белые с зеленой каймой. Снизу была черная маркировка: 1942 год. Над датой были орел и свастика — символы гитлеровского Третьего рейха.

В это же время Колер завершал свое второе погружение. Он подплыл к открытому люку внутри пробоины в боку субмарины, но к этому моменту Чаттертон поднял уже достаточно мути, чтобы ухудшить видимость, так что Колер не стал рисковать. Вместо этого он решился проникнуть в упавшую боевую рубку и нашел там кусок переговорной трубы, с помощью которой общались члены экипажа, но на ней не было надписи. Он сунул обломок трубы в сумку и начал подъем на поверхность.

Чаттертон проверил часы и увидел, что пора подниматься. Фут за футом он шел обратно по своим следам, покинул подлодку и нашел якорный канат. Поднимаясь, он неудержимо радовался: его планирование и домашняя работа приносили плоды. Он подарит Нэглу одну из этих тарелок. "Представляю, какое выражение лица будет у славного капитана", — подумал он.