Ныряющие в темноту

Когда Чаттертон собирался проникнуть в центральный пост, он видел, как Паккер и Гатто все еще зависали над вскрытым взрывом отсеком. Он понимал язык жестов подводных пловцов. Двойка изучила паутину внешних опасностей, которыми грозила субмарина, и решила не бросаться к ее останкам, очертя голову. «Умницы», — подумал Чаттертон и заплыл внутрь. По крайней мере, на данный момент Паккер и Гатто не собирались идентифицировать затонувший корабль.

Центральный пост, полностью разрушенный, поскольку находился в эпицентре взрыва, был для Чаттертона как дом родной. Он изучал видеозаписи своих предыдущих погружений, как футбольный тренер просматривает фильмы, запоминая расстановку игроков и слабые места, предвидя пробежки и обходы, которые могут провести его сквозь мириады препятствий. Он не был на лодке шесть недель, но благодаря видеозаписям видел четкую логику хаоса, именно за этим чувством полного контроля он и пришел сюда.

Чаттертон скользил вперед через центральный пост, проскакивая между свисающими кабелями, обходя в танце мертвые механизмы, направляя камеру во все стороны, пока не миновал капитанскую каюту по левому борту и отсеки акустиков и радистов — по правому. Он легко прошел мимо камбуза к кают-компании — месту, где он нашел тарелки в сентябре. Теперь пора было двигаться к носовому торпедному отсеку — передней части подлодки. Однако путеводные видеозаписи, которые он запомнил во время предыдущих погружений, были неясными, так далеко он еще не заплывал. Если идти вперед, ему придется положиться на чутье и инстинкт.

Направив камеру вверх, Чаттертон медленно передвигал ластами и шел вперед дюйм за дюймом. Перед ним выросла деревянная перегородка: проход к торпедному отсеку был закрыт упавшим шкафом. Чаттертон подплыл ближе и подождал, пока вокруг него успокоится вода. Он медленно поднял правую руку на высоту плеча и раскрыл ладонь, затем застыл в этом положении, будто питон, готовый поразить жертву. Когда все в отсеке замерло, он резко выбросил руку вперед, ударяя ладонью в перегородку. Дерево рассеялось, облака опилок и обломков растеклись во все стороны. Чаттертон снова замер и позволил мертвой древесине осесть. Когда основная масса вещества опустилась и вернулась хоть какая-то видимость, Чаттертон заметил круглый люк-лаз, ведущий к торпедному отсеку на носу субмарины. Он заработал ластами и стал снова пробираться вперед.

Он остановился в кубрике унтер-офицеров — месте, где спали штурман, старший механик и главный радист. Чаттертон помнил еще с посещения чикагского музея, что в этом отсеке могут быть тарелки и прочие предметы. Он осмотрел обломки и горы отложений на полу по левому борту, чтобы увидеть знакомую белизну фарфора. И действительно, он увидел Что-то белое. Подплыл немного ближе. Но это была белизна иного рода. Он приближался, пока белый предмет не принял форму шара с пустыми глазницами, скулами, носовой полостью и верхней челюстью. Это был череп. Чаттертон остановился, чтобы дать осесть илу. Возле черепа лежала большая кость, возможно, плечо или голень, а рядом несколько костей поменьше. Чаттертон вспомнил открытые люки на палубе субмарины. Если люди и попытались покинуть подлодку, то, по крайней мере, нескольким из них выжить не удалось.

Теперь Чаттертону надо было принимать решение. Ему советовали обследовать карманы, обувь и другие личные вещи, которые он может обнаружить на подлодке. Там он, скорее всего, найдет серебряные наручные часы, или бумажник с именем члена экипажа, или, может быть, зажигалку, или портсигар, которые член команды мог отнести к гравировщику, чтобы тот нанес на них номер подлодки. Чаттертон знал, что одежда и личные вещи часто лежали возле костей. Он не двигался с места. Если он будет обследовать личные вещи, как бы он ни был осторожен, он может потревожить человеческие останки, а этого он делать не хотел. Он предвидел такую возможность после того, как обнаружил тарелки. Понимая, что лодка могла пойти на дно с людьми на борту, каждый раз, думая об этом, он приходил к одному и тому же решению. Это была братская могила, в которой лежали погибшие солдаты. Он не понаслышке знал, как выглядят погибшие солдаты и что значит погибший солдат в мире войн и маниакальных лидеров. Он видел, как жизнь покидает молодых людей, защищающих свою страну. И он знал, что, какая бы политика или справедливая идея ни руководила страной, солдат после смерти заслуживает уважения. Он также понимал, что ему, возможно, когда-нибудь придется отвечать перед семьей того, чьи кости сейчас лежат рядом с ним, и он не хотел бы оправдываться, что отодвинул останки, чтобы идентифицировать затонувший боевой корабль и получить немного славы.