Ныряющие в темноту

Пока Чаттертон совершал эти исторические открытия, Колер начал свою провинциальную сухопутную жизнь. Он принял решение восстановить семью так, чтобы перед ним никогда больше не возникала перспектива потерять детей. Он ходил вокруг Фелиции на цыпочках, буквально заряжал себя энтузиазмом по поводу семейных походов в гастроном, пытался не говорить «дерьмо собачье» во время их визитов к семейному психологу. Он купил мужской и дамский велосипеды. Используя мышцы лица, о существовании которых раньше не догадывался, он улыбался, когда Фелиция сообщила, например, что во время отпуска они отправятся всей семьей в Дисней-Ленд. Иногда он, правда, забывался. Толкая перед собой коляску в тихое солнечное воскресенье, он мог заметить: «Могу поспорить, океан сегодня для парней, как стеклышко».

— Я не желаю об этом слышать! — говорила Фелиция, останавливаясь и сверкая глазами. — Ты мечтаешь о нырянии? Ты не хочешь быть с нами?

— Нет, разумеется, хочу, дорогая, — говорил Колер.

Потом он шел и повторял про себя одну и ту же мантру: «Мне противно, и меня это бесит, но все это ради детей. Ради детей. Я люблю семью. Это все ради детей…»

Вначале Чаттертон звонил регулярно.

— Ричи, я иду к субмарине. Ты со мной?

— Нет. Я не могу, — отвечал Колер.

— Что ты имеешь в виду? Ричи, это безумие. Ты не можешь жить вот так.

У Колера все внутри обрывалось. Но он только повторял: «Извини, Джон». Когда он узнал, что непогода препятствует выходам Чаттертона к подлодке, ему было стыдно за то, что он испытал чувство облегчения.

Колер крепился и держался подальше от подводного плавания. Но он выкраивал время, чтобы по капле кормить свою страсть. Он продолжал свозить к себе каталоги из клубов военной книги, покупая каждый том, в котором хоть что-то говорилось о субмаринах. Он прикрывал рукой телефонную трубку, чтобы тайком переговорить с книготорговцами, которые уже знали о его страсти. Колер купил видеоигру с подлодками, к которой в качестве бонуса прилагалась настенная карта с немецкими военно-морскими схемами (он сравнил ее с той, которую составил собственноручно во время исследований в Вашингтоне). Среди самых захватывающих моментов его жизни в 1994 году был миг, когда обе эти карты совпали.

Колер ожидал, что наступление осени несколько ослабит тоску по морю, однако он начал все больше задумываться о членах экипажа «U-Who». Годами он представлял себе весь ужас их последних моментов — взрыв, опаленные, разлетающиеся во все стороны тела, вторжение океана. Теперь, когда он знал их имена, он начал представлять себе их жизнь. Он воображал себе Германию, как его отец, когда слушал рассказы мистера Сигала. Земля солдат, идущих колоннами, но одновременно земля, где были семьи и любимые девушки, родные города, местные деликатесы и планы на жизнь. Он читал список экипажа и думал о том, кто среди этих людей любил кино, а кто — музыку, принадлежали ли они к местным футбольным клубам, написал ли кто-то из них имя любимой девушки на задвижке торпедного аппарата. Колер мог представить себе их жизнь вплоть до последних часов: банка консервированных персиков как награда чемпиону лодки по шахматам, кок, который пережарил сардельки, радист, поставивший музыкальную запись на фонограф.

Когда к Нью-Джерси подкралась зима, эти мысли полностью овладели Колером. Сильнее, чем когда-либо, он верил в то, что он в долгу перед этими людьми, что они не должны лежать в безвестной братской могиле и что близкие должны знать об их судьбе. И Колеру пришла в голову мысль, что он, по всей видимости, оставался единственным человеком в мире, который хотел установить имена этих людей. Но он был связан по рукам и ногам своими же обязательствами перед семьей, и его поразило то, как странно, что именно долг перед семьей был тем единственным препятствием, которое мешало ему поступить правильно по отношению к семьям погибших подводников. Из окна своего дома Колер смотрел, как падает снег. Годами снег означал, что Колер вернется в океан всего через каких-то несколько месяцев. В этом году он чувствовал, что еще никогда не был так далеко от самого себя, и казалось, что снег будет падать вечно.

В начале 1995 года Чаттертон и Колер встретились за обедом, но на этот раз это была захолустная пиццерия, а не «Скоттиз». В предыдущие годы их совместные обеды длились часами, этим вечером обед закончился, едва начавшись.

— Ты не идешь и в этом году, так? — спросил Чаттертон.

— Так, — ответил Колер. — Меня мутит от всей этой байды. Фелиция меня просто бесит, но я должен выдержать это ради детей.

— Ага.

— Какие-нибудь новые фирменные прорывы Чаттертона на «U-Who»?

— Я только об этом и думаю. Никаких идей. Я как слепой.

— А что другие ныряльщики? У них какие планы?

— Ричи, больше никто не хочет туда идти.