Тимша поперхнулся, закашлялся.
Неизвестно, чем бы закончился диалог, если бы с тротуара Шабанова не окликнул пьяноватый голос:
— Эй, малый! Вали отсюда — менты бегут!
«Что мне менты?» — взбрыкнул было занятый мыслями о девушке Тимша, но чувство самосохранения поступило по-своему, отбросив его в толпу собравшихся вокруг «девятки» зевак.
Крикнувший «менты бегут!» малость ошибся — вышедшая из подъехавшего «уазика» пятерка надвигалась неспешно и уверенно. Как немецкие «тигры» на расстрелявшую боезапас артбатарею. Квадратноплечие детины в камуфляже, с несмываемой печатью всесилия на кирпичных физиономиях. Тяжелые взгляды давили зевак асфальтовыми катками. Народ невольно попятился.
Заметив состоящий из трех шестерок номер автомобиля сержант что-то негромко пробормотал. На лице старшего группы, чьи плечи украшали «полевые» мягкие погоны с парой лейтенантских звездочек, отразилась смертельная тоска.
— Сообщи в отдел, — тихо посоветовал он сержанту. — Папашка весь город на уши поставит.
— И что у нас тут? — не предвещавшим ничего хорошего голосом поинтересовался лейтенант у собравшихся. — ДТП и стихийный митинг?
Отвечать никто не спешил.
Лейтенант насупился, грозно шагнул к жмущимся у разбитой «девятки» красоткам полусвета.
— Я слушаю! — люто рявкнул он.
Девиц била дрожь — от холода, страха и злорадных взглядов толпы. Привыкшие к раболепию обслуги, смайлам поклонников и гламурным «великосветским» ужимкам кокотки начисто утратили остатки и без того скудного умишка.
— Я буду говорить лишь в присутствии адвоката! — вякнула долговязая коротко стриженая брюнетка в джинсе с вызывающими прорехами на подтянутом фитнесом задике — та, что визжала циркулярной пилой. — Я… У меня есть права!
Лейтенант хмыкнул, повернулся к ее подруге.
— Это все он! — истерично взвизгнула коровоглазая с потеками рвоты на изорванном платье. Радужный ноготок обвиняюще ткнул в Шабанова. — Это он!
Лейтенант цепко глянул в толпу. Тимша округлил глаза и жадно заозирался в поисках виновника переполоха. Как и все остальные.
— Поточнее! — вновь поворотился к девице лейтенант.
За спиной Тимши образовалось пустое пространство. Кто-то дернул за куртку, вынуждая отступить. Перед Шабановым, заслоняя от милиции, выросли чьи-то спины.
— Те че сказали?! — тихо прошипел голос предупредившего о милиции доброхота. — Мотай отсюда! В арку и дворами! Да не маячь — вприсядку, вприсядку!
Тимша послушно начал пятиться к упомянутой арке. Толпа раздавалась, чтобы вновь сомкнуться перед надвинувшимися на нее милиционерами.
— Брешет она, — авторитетно заявили в первых рядах. — Никто к ним не лез. Спьяну передрались. Баб делили, кобели!
— Ага! — поддержали говорившего. — Дохлый жирного и застрелил. Вона, пушка его — под тачкой валяется!
Лейтенант нагнулся, задумчиво поцокал языком. В руке, как по-волшебству, возник прозрачный пакет, принял в себя «вещдок».
— Чья «волына»? — вкрадчиво спросил лейтенант у замерших девиц. — Не ваша ли?
— Наша что? — непонимающе выпучилась джинсовая брюнетка. Под арктически холодным взглядом лейтенанта голливудские штампы об адвокатах показались надуманными и пустыми, как вся прожитая доселе жизнь. Девица всхлипнула. Перепачканная растекшейся косметикой мордашка скривилась в испуганной гримасе. Слова хлынули, как лемминги с обрыва, подталкивая друг друга. — Это Вадика! Я и не знала, что он с оружием… А оно ка-ак бахнет! А Ромик сразу упал! Вот и Раиса подтвердит! И вообще…
— Заткнись, чмо! — рявкнула на нее подруженька. — Ничего я не видела! И пушку не видела, и кто стрелял не видела! Я тебя-то второй раз в жизни вижу!
Дальнейшее Тимша уже не слышал — за спиной остались и арка, и даже половина двора. Где-то неподалеку завывали милицейские сирены — высокое начальство решило на всякий случай перекрыть весь район. Шабанов прибавил ходу.
Частник вильнул к обочине стоило проголосовать. Тимша склонился к вопросительно приоткрытому окну.
— На гору Дураков, полтаха!
Горой Дураков называли выросший на скалах к северо-востоку от центра микрорайон. Кто придумал и почему, уже не помнили, однако название прижилось, стало почти официальным. Как Мордобойка для перекрестка Баумана и Кольского проспекта или Петушинка для припортовых трущоб.
— Нэ понял, — честно сознался водитель, открывая дверь, — но ты садись, за пятдэсят рублей я и в Колу довэзу!
«И здесь басурманин…» Тимша помедлил, затем с недовольным вздохом полез в салон. «Вообще-то в Колу отсюда полтораста берут… Ничо, пусть попробует гнусняк предложить. Шкуру сдеру и сапоги стачаю!» — На Скальную, — пояснил он вслух.
— На Скальную знаю, — обрадовался водитель. — Ты окно закрывай, горло простудишь — скажешь, Нияз виноват!
Водитель попался разговорчивый, Тимше и рот открывать не пришлось, разве что «ага» приговаривать, когда согласие требовалось.
— Я в «Холодфлоте» ходил, — рассказывал говорливый Нияз, — потом в «Мурмансельди». Рыба много — хороший деньги получал…
— Чего ж на берег списался? — спросил Тимша. На душе стало поспокойней — рыбак, это вам не барыга заезжий.