Нума Руместан

Еще в передней, где с шубами на руках ждали лакеи, слышался гул голосов, приглушенный высокими потолками и богатой обивкой стен. Обычно Розали принимала в маленькой гостиной, обставленной на манер зимнего сада легкой мебелью, изящными столиками, в гостиной, куда дневной свет просачивался сквозь блестящую листву растений, расставленных у окон. Это создавало интимность, которой было вполне достаточно для нее, парижской буржуазии, держащейся в тени великого человека, не имеющей личного честолюбия и слывущей за пределами тесного круга лиц, которые хорошо знали ее истинную немаловажную роль славной, но заурядной женщиной. Сегодня, однако, обе гостиные были переполнены шумной толпой гостей. То и дело входили новые посетители — весь круг близких и не очень близких друзей, знакомых и даже таких, которых Розали не могла бы назвать по имени.

Одетая в темное шелковое платье с лиловатым отливом, красиво облегавшее ее стройную фигурку и подчеркивавшее гармоничное изящество всего ее существа, она держалась очень просто и встречала каждого с ровной, чуть горделивой улыбкой, с тем холодком, о котором в свое время говорила тетушка Порталь. Заметно было, что успехи мужа отнюдь не ослепляют ее, в ней скорее сквозило некоторое удивление и даже беспокойство; впрочем, ни в чем определенном это не выражалось.

Она переходила от одной кучки гостей к другой, а тем временем во втором этаже парижского дома быстро сгущались сумерки, слуги вносили лампы, зажигали канделябры, и гостиная, где переливался пышный атлас диванов и кресел и горели самоцветами узоры восточных ковров, принимала праздничный вид.

— Ах, господин Межан!..

Розали на минутку оставила гостей и подошла к нему, радуясь, что нашла в этой светской толпе человека по — настоящему близкого. Они отлично понимали друг друга. Поостывший южанин и расшевелившаяся парижанка о многом судили и многое видели одинаково, им удавалось как-то уравновешивать в Нуме и находившие на него порой приступы слабости и его неистовые порывы.

— Я пришел удостовериться, верен ли слух… Теперь сомнения нет… — промолвил он, указывая на гостиные, полные народа.

Она подала ему полученную от мужа депешу и, понизив голос, спросила:

— Что вы на это скажете?

— Дело нелегкое, но ведь вы будете при нем.

— И вы тоже… — сказала она и, пожав ему руки, пошла навстречу новым посетителям.

А посетители все прибывали и прибывали, и никто не уходил. Все ждали лидера, хотели непосредственно от него узнать все подробности заседания, узнать, как он все перевернул одним движением плеча. Среди вновь прибывших кое-кто уже принес отзвуки того, что происходило в Палате, передавал обрывки речей. Вокруг рассказчиков собирались кружки приятно возбужденных гостей. Особенно страстное любопытство проявляли женщины. Их хорошенькие личики под большими шляпами, входившими в моду этой зимой, загорались легким румянцем, розоватым лихорадочным пламенем, какое можно видеть в Монте-Карло на щеках женщин, делающих ставки в трант-в-карант. [18]Может быть, к политике их располагали именно эти шляпы с длинными страусовыми перьями, похожие на те, что носили в эпоху Фронды? [19]Во всяком случае, дамы проявляли необычайную политическую осведомленность и, перебивая друг друга, нетерпеливо размахивая муфточками, они так и сыпали принятыми у депутатов словечками и прославляли лидера. И все без исключения восхищались им:

— Какой человек! Какой человек!

В углу гостиной старик Бешю, профессор Коллеж де Франс, [20]невероятный урод, у которого на лице заметен был только нос, огромный нос ученого, привыкший зарываться в книги, воспользовался успехом Руместана как предлогом для рассуждения на свою излюбленную тему: слабость современного мира объясняется тем, что в нем придается слишком большое значение женщинам и детям. Невежество и тряпки, капризы и легкомыслие.

— Так вот, милостивый государь, сила Руместана в том и состоит, что у него нет детей и что он сумел не поддаться влиянию женщин… Посмотрите, какую он гнет прямую и твердую линию! Ни малейшей трещинки, ни малейшего отклонения в сторону.

Профессору с важным видом внимал член совета Высшей счетной палаты, маленький человечек с наивными глазами и круглой лысой головой, в которой каждая мысль, казалось, шуршит, как сухие семена в пустой тыкве; он пыжился и одобрительно кивал головой, словно хотел сказать: «Я тоже, сударь мой, из числа людей выдающихся, я тоже не поддаюсь влияниям».

Заметив, что к нему подходят и прислушиваются, ученый повысил голос, стал приводить примеры ив истории, сослался на Цезаря, Ришелье, Фридриха II, Наполеона и научно доказал, что на шкале мыслящих существ женщина стоит на несколько ступенек ниже мужчины:

— В самом деле, если вглядеться в ткань мозговой коры…