Читаем Нулевой том полностью

– Я еще не горюю, – чуть нажимая на «еще», сказала Варя.

– Ну, особой радости у тебя я тоже не вижу. Пока не родишь, не поймешь. Ты вот что, ты меня не чурайся. Я и раньше не кусалась. Ну, сердилась, когда увидела, что Сергей вокруг тебя вьется… Так ведь, быть может, и не на тебя, а на него. Ведь он же взрослый мужик, соображать должен. А ты девица.

Варя хмыкнула.

– А ты перебиралась бы ко мне. Все бы перезимовали. Мне помощница нужна, я уже стара стала. Директор мне штатную единицу выделил, так я за нее мясом получаю… А ни мяса, ни единицы. И носила бы, и к институту бы готовилась. Иван Модестович бы тебя поднатаскал. Он каждый раз бреется, старый хрен, когда тебя видит. Скучно ему. Ну?

– Какая вы добрая сегодня, – смеется Варя. – А просилась тогда – не брали…

– Я-то бы тебя и тогда взяла. Я же тебя с каких пор знаю! Вроде родственница… Только теперь, скажу честно, тебе – забота, а мне – облегчение. Теперь уже Сергей к тебе не полезет.

– Вот как? – подобралась Варя.

– А ты не обижайся. Я ведь тактом не отличаюсь, это известно. Не пара он тебе.

Варя молчала.

– Ну, если хочешь, ты ему не пара. Какие все обидчивые стали! Все – намеки, вслух не скажи, а остальное – можно.

– Вот мне иногда интересно, – сказала Варя, – что в чужой голове делается? Например, какая пара у вас в воображении для сыночка вашего?

– Эк, поддела!.. А – права. Да ты и впрямь изменилась сильно. Характер. Говоришь: как я узнала?.. А все: глаза, овал, кожа… вот и речь другая. А вдруг я бы и хотела ему именно тебя в пару? Да ведь кто кому не пара – еще вопрос. Он же старый для тебя…

Варя хмыкнула.

– Это я ему мать навек, а он-то уже другой стал, он – не мы. Он с нами не живет, не будет он больше с нами. Он – гость. Я не знаю, с кем он там, а наверно – не понравился бы мне из них-то уж точно никто. Вот, скажем, директор наш новый, хороший человек… Вроде руки – ноги – голова, а вот чтобы сердце или душа… А Сережа ведь уже из них, а не из нас. Ты прости, что я так сказала: что ты ему не пара. Понять можно: у меня нет никого дороже… Только он бы и на мне не женился…

– На вас?!

– Ну, смех… Так говорят: если бы я была моложе… лет на пятьдесят.

Слышны автомобильные гудки.

– А вот и директор, легок на помине.

– Плясать, плясать, дражайшая Екатерина Андреевна! – приветствует ее директор, стоя у своего «газика» и помахивая телеграммой.

Екатерина Андреевна вырвала у него телеграмму и долго читала и читала.

Директор достал из «газика» обернутую в брезент коровью ногу.

– Еду… – шептала Екатерина Андреевна. – Господи, что за поколение! Куда еду, когда еду, даже кто едет – непонятно.

– Значит, понятно тому, кто едет, – смеется директор.

С разных концов поляны появляются Варя, Иван Модестович с корреспондентом, девицы… Варя останавливается в стороне, остальные приближаются к машине.

Солнце уже высоко. Во дворе Екатерины Андреевны кипит жизнь. Они с Варей возятся у летней, уже дымящей плиты, на которой высится огромный чугун. Директор копается в движке под навесом. Корреспондент неумело колет дрова. Иван Модестович наконец бреется, но с таким видом, что это самое сложное дело (он это делает на крыльце, чтобы не покидать общество). Девицы, с тем же самоваром, спускаются к речке, они хихикают и дурачатся: ведут его, как маленького ребенка, за две руки – толстенький такой, ковыляющий самоварчик. С реки достигает далекая песня. Медленно ползет паром. Летает и всем интересуется Клара.

У директора наконец завелся движок – жалкие на солнце, зажглись две лампочки: над крыльцом и под навесом. Тарахтение приглушило песню с реки, а корреспондент воспользовался этим, чтобы отложить топор. На ступеньку времянки, прислоненной к навесу, уселась Клара. Почти удовлетворенный качеством щек, заканчивает бритье Иван Модестович.

– Я с этим паромом поеду, – говорит безучастно Варя.

– Как хочешь, я не неволю, – Екатерину Андреевну, похоже, это устраивает. – Но ты вернешься?

Варя кивнула.

Корреспондент робко приближается к Кларе. Видно, ему очень хочется вступить с ней в контакт, но он боится спугнуть ее. Умная Клара, наверно, это прекрасно понимает.

– Ну что, красавица, ну что, умница… – умоляюще говорит корреспондент, подкрадываясь к вороне. Протягивает руку и прикасается к перилам, на которых та сидит. Клара переступает, но не взлетает. Осмелев, корреспондент робко прикасается к ее когтю, гладит.

– Умница, красавица… – говорит он умильно, не замечая за плечом наблюдающего за ним директора. Пытается погладить ее по голове – она возмущенно взлетает.

– Надо было ее по клюву погладить, – говорит директор. – Их надо ласкать по оружию – тогда они не боятся. Вы ведь правильно начали: когти – тоже оружие…

– Очень интересно… – говорит смущенный корреспондент.

«Держись, геолог, держись, геолог…» – доносится с реки все более нестройное и упорное пение.

Варя спускается к реке.

– Держись, геолог… – провожая взглядом Варю, иронично говорит директор. – Пора скрываться, пока не хлынули эти гунны. Хотите, провезу вас по заповеднику?

– С радостью! – Корреспондент подхватывает свою сумку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Андрея Битова

Аптекарский остров (сборник)
Аптекарский остров (сборник)

«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа. От «Аптекарского острова» к просторам Империи…Тексты снабжены авторским комментарием.

Андрей Георгиевич Битов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века