Нулевой том

У Кирилла что-то защемило в груди, поднималось и опускалось. Глаза слезились, и он плохо видел перед собой. Старался, чтобы не скатилась слеза. А песня все забирала и забирала, и именно тем, что всегда казалось ему наивным, глупым и дешевым. Именно это и было самым настоящим сейчас. А остальное, недешевое, казалось ненужным и неправдой.

Руку жала, провожала…

Дверь на площадку открылась, вышел капитан с красной повязкой.

Провожа-ала, провожа-ала-а…

Последнее «а-а-а» повисло в воздухе, повисело, и песня вдруг оборвалась.

Капитан сказал:

– Призывникам собраться и пройти в дежурную комнату.

Не хотелось. Хотелось стоять вот так на лестнице и молчать. Всю жизнь.

Но вот, помедлив, словно оторвались от стенок парни, и он, Кирилл, с ними. Они поднялись и прошли в дежурную комнату, и капитан прошел последним, закрыв за собой дверь на защелку. У Кирилла было ощущение, что он едет куда-то, что уже отходит поезд, удаляются фигурки провожающих и вдруг обрывается платформа…

Они сидели бок о бок по трем стенам комнаты и молчали. Каждый сидел отдельно. Молчали и смотрели на досаафовские плакаты, в изобилии развешанные по стенам. Маленький, казалось лет пятнадцати, паренек крутился на стуле против Кирилла. Казалось, он не находил себе места. Он поворачивался то налево, то направо, смотрел по очереди на каждого из ребят, словно желая поймать чей-нибудь взгляд и заговорить. Но никто не хотел встречаться с ним взглядом и говорить, все смотрели перед собой, словно что-то там перед собой видели и боялись упустить из виду. Кирилл видел Валю. А парень все крутился, крутился и, наконец махнув рукой на то, чтобы завязать с кем-нибудь беседу, сказал прямо в середину комнаты:

– Уж я вчера хватил!.. – Голос его, возбужденный, восторженный, прокатился по комнате, и он с любопытством перебегал с одного лица на другое, стараясь увидеть, какое впечатление произвел.

Опять не получив поддержки, он заговорил уже без передышки. Все громче и громче рассказывал он о Мишке с гитарой, о двух пол-литрах, которые он вчера выпил, как он после того дрался и всех побил, нес какую-то похабень про какую-то бабу и при этом все зыркал и зыркал по лицам, ища впечатления. И говорил он все громче, его звонкий, резкий голосок носился по комнате, и Кирилл уже не слышал отдельных слов, а только шум, производимый пареньком, назойливо лез и лез в уши. Заполнял комнату. И уже непонятно, откуда шум, и кажется – со всех сторон. И словно будильник… А Валя таяла перед глазами и удалялась куда-то.

– Слушай, парень… заткнись, – неожиданно для себя сказал Кирилл. Голоса своего Кирилл не узнал, таким резким и злым был он. Паренек замер с полуслова и растерянно озирался, и стал таким маленьким, что Кирилл уже жалел, что осадил его. Валя исчезла окончательно. И Кирилл думал, что, может, этого паренька никто не провожал, а что тот несет и сам не знает, что несет, так это тоже понятно. И что, в общем, чистейший паренек. И что нельзя так резко осаживать людей.

Кирилл любил обвинять себя.

Снова появился капитан.

– Явитесь завтра в это же время. А пока вы свободны, – сказал он и, ничего более не объяснив, ушел.

Это было так неожиданно – то, что сказал капитан, что никто сразу не понял. Все молчали какую-то секунду с растерянными лицами, и было физически видно, как медленно шевельнулось что-то в общем мозгу и дошло до сознания. Паренек сказал: «Мама…» Тогда все загалдели, заулюлюкали и, подхватывая котомки, бросились к двери. В дверях образовалась пробка. Кирилла прижали к косяку, развернули и спиной выпихнули на площадку. Он побежал по лестнице, увидел Валю, подхватил ее – ничего не понимающую, ошеломленную, и вытащил на улицу.

Морозный воздух обжег лицо. После электрического света глаза ничего не видели. Кирилл держал Валю и не отпускал, пока глаза не привыкли к темноте. Ему все еще казалось, что все исчезнет.

– Вот, – сказал он, – мы свободны…

– Как?..

– Целые сутки… – сказал Кирилл.

Они шли, обнявшись, по темным улицам, и какое-то необыкновенное чувство переполняло Кирилла.

– Как хорошо… Как хорошо!.. – бессвязно, словно вспоминая слова, лопотал он. – Я же совсем не так все понимал, не так думал, не так видел… Я же жил не так! Я даже последний свой день прожил не так. Но теперь у нас еще день, и мы его проживем так!

Суета

Они сидели у Валиной сестры. Вернее, сидела Валя. Она сидела в углу дивана, поджав ноги, и следила за Кириллом. Кирилл то садился с ней рядом, то садился напротив, вскакивал, бегал по комнате, переставлял разные вещички, то вдруг подошел к столу, приподнял чайник, заглянул, что под ним.

Под чайником ничего не было.

– Музыка! – вскричал он тогда и бросился к приемнику. Поймал, послушал с полминуты – не понравилось, не то. Поймал другую – тоже не то…

Выключил.

Побегал по комнате.

Поцеловал Валю.

Побегал.

Схватил испорченный утюг – Валина сестра давно просила починить, а ему все лень было, а ведь она ничего не говорит, что они сидят у нее целыми днями, неудобно даже…

Чинил, чинил… Валя смотрела.

– Книги! – вскричал он.