Читаем Нулевой том полностью

– Я тут много думал во время болезни… Думал, что умру. Так что думал много. О себе, о нас… Я много вижу, что люди живут и думают, что они еще не живут той жизнью, которая должна у них быть. Многие старятся и умирают с такой мыслью. Им все кажется, что это только пока, а должно быть другое. Я не знаю, откуда они выкопали это другое и кто им сказал. Но они так думают, и иногда слишком долго. Ты тоже думаешь почти так. Немного уже иначе, но еще так. Ты еще молод. Я вот не знал этой «особой» жизни. Как-то так получилось, что мне никак не удавалось выпрямиться. Всю жизнь я был пригнут и видел мало. И мне всю жизнь хотелось пережить свою жизнь еще раз, иначе. Слишком уж много в ней было лишнего и многое могло быть иначе. И вот теперь это прошло. И видел-то я мало, потому что плохо видел. Тут дело не в обстоятельствах. Когда я начал видеть, я перестал хотеть пережить свою жизнь снова. Да это и невозможно. Надо иметь силу и смелость, чтобы понять свою жизнь и получить от этого гордость. Жизнь всюду одна. Я не знал «особой» жизни. Может, это было так. Но я знал все: и дружбу, и вино, и любовь, и труд, и радость, и свободу, и горе, и отчаяние – все. Все это в местах, где, по общему мнению, не только «особой» жизни, но и вообще никакой нет. Может, женщины были понекрасивей, вино похуже, труд потяжелее, свободы поменьше, горя побольше, чем в этой «особой» жизни, но все это было настоящее. И если чего-то было поменьше, то тогда это было сильнее. А кое-чего было предостаточно. «То на то» выходит. Так-то, брат, надо иметь силу и гордость, чтобы увидеть собственную жизнь. И главное – это жить со всеми. Ну, каков бы я был в этой «особой» жизни? Там, где я бывал, все были такие, как я, и все мы были вместе. И если и есть какая-то другая жизнь, так и там все должны быть вместе, и не могут они, к примеру, быть в той жизни, которую прожил я. Надо иметь любовь к свободе и понимать ее, чтобы жить со всеми и подчиняться всем. Надо иметь что-то внутри. Надо это заработать. Пока ты этого не имеешь, ты и не живешь и не видишь. Я ощутил это внутри себя поздно. Но с тех пор жизни всех равны между собой для меня. И нет у меня зависти, и нет сожаления – есть спокойствие. Ты это поймешь вдруг, и тебе будет удивительно, что ты не понимал этого раньше. Нельзя думать, когда ты живешь сам и вокруг тебя живут люди, что ты уж слишком иной, чем они. Ты должен понять, что ты такой же. Что они так же отличны от тебя, как ты от них и они между собой. Тогда увидишь и себя и других. Поэтому нельзя считать, что ты имеешь на что-то больше прав, чем другие. И если что-то не так и надо менять – надо менять для всех, не для себя. Для себя надо менять себя. Ты еще не знаешь, как много счастья вокруг. Его тоже надо уметь видеть. Пока не увидишь, всегда будешь несчастен, какие бы ни были условия и обстоятельства. Ты не можешь себе представить, какое это счастье – быть здоровым и мочь, как все. Как все, понимаешь?..

<p>Голый Гюго</p>

Внизу, у тети Клавы, лежало письмо, адресованное ему, Кириллу Капустину. Кирилл повертел его. Почерк был круглый и незнакомый. Штемпель – ленинградский. На месте фамилии отправителя – закорючка. Странно… Вскрыл.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза Андрея Битова

Аптекарский остров (сборник)
Аптекарский остров (сборник)

«Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь», — написал автор в 1960 году, а в 1996 году осознал, что эта книга уже написана, и она сложилась в «Империю в четырех измерениях». Каждое «измерение» — самостоятельная книга, но вместе они — цепь из двенадцати звеньев (по три текста в каждом томе). Связаны они не только автором, но временем и местом: «Первое измерение» это 1960-е годы, «Второе» — 1970-е, «Третье» — 1980-е, «Четвертое» — 1990-е.Первое измерение — «Аптекарский остров» дань малой родине писателя, Аптекарскому острову в Петербурге, именно отсюда он отсчитывает свои первые воспоминания, от первой блокадной зимы.«Аптекарский остров» — это одноименный цикл рассказов; «Дачная местность (Дубль)» — сложное целое: текст и рефлексия по поводу его написания; роман «Улетающий Монахов», герой которого проходит всю «эпопею мужских сезонов» — от мальчика до мужа. От «Аптекарского острова» к просторам Империи…Тексты снабжены авторским комментарием.

Андрей Георгиевич Битов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века