Нулевой том (сборник)

– Да вот, взялся за хвост, раскрутил над головой – даже засвистело. И вдруг хвост оторвался, а змея улетела… Искал-искал – нету.

– Непрочная какая… – сказали мы.

Скорпион

Надо сказать, и каракурт и фаланга, в общем, благородные звери.

Так, за здорово живешь они тебя не тронут. Будут ползать по тебе, а не тронут. Разве что придавишь.

Скорпион – другое дело. До чего уж подл! Так и норовит цапнуть. Не успеешь слова сказать – он уже бьет.

И зря утверждают, что они самоубийством кончают. Это для них слишком романтично. Сколько раз мы их ловили – и ни разу. И такая уж была обстановка: дураку ясно – пора кончать. Нет, ни разу.

Но вообще-то все эти гады – дело здесь привычное.

Даже развлечение.

Сидишь на вышке. Станок крутится, гудит. И так в сон клонит – мочи нет. Особенно в ночную смену. А тут изловишь скорпиона да фалангу… Ночью их много на свет набегает. Поймаешь – или ниточкой за лапки свяжешь, или так стравишь. Зрелище – хоть куда. Уж до чего злы!

И надо сказать, фаланга, как правило, скорпиона забивает.

Фаланга

Пакость это, прямо скажем, ужасная. То есть от одной мысли, что такая тебя может укусить, стошнит. Такой зеленый, толстый и мохнатый паук. С черным клювом.

Одно слово – гад.

Вернулись как-то мы со смены. Пообедали. И присели покурить на ступеньке столовой. Вдруг бежит к нам Санька с таким видом, словно он жемчужину нашел. Подбежал – видим, между двумя щепочками держит фалангу. Да такую здоровую, что мы таких никогда и не видывали. С ладонь. Сучит своими толстыми и мохнатыми, словно в штанишках, лапами.

– Вот, в уборной поймал, – радостно говорит Санька.

Присел рядом с нами, сложил фалангу у наших ног.

Только щепочкой придерживает, чтоб не убежала.

Сидим решаем, что с ней дальше делать. То ли сжечь, то ли лапки оторвать, то ли попугать кого-нибудь. И тут видим: курица за нами наблюдает. Стоит скромно в сторонке и все голову к нам кривит.

– Стравим ее с курицей, – говорит Санька.

Дружное одобрение.

Отшвырнули мы фалангу чуть поближе к курице и смотрим.

Фаланга стоит на месте, еще очухаться не может – озирается.

А курица робкими шажками и как-то по кривой, но уже подбирается к ней. И все боком поглядывает и головой так смешно и сосредоточенно подергивает. Обошла фалангу и остановилась в полметре сзади. Чтоб та не видела. Потом, словно ее подменили – куда только девалась недавняя вкрадчивость, – как прыгнет к фаланге, тюк-тюк ее клювом в самую середку и снова отскочила.

– Так ее, так! – закричали мы.

Фаланга покрутилась на месте и снова остановилась. Курица опять зашла к ней с тыла, подскочила – тюк-тюк-тюк! Приподняла голову, посмотрела выжидая. А фаланга уже и не шевелится. Тут курица подхватила в клюв фалангу и как понеслась во всю прыть, кокетливо раскидывая ноги. Забежала за угол. А туда уже другие куры бегут: жирная добыча. А курица с фалангой от них. И все скрылись.

Уж мы хохотали! Столько они нам удовольствия доставили…

– Да, – сказал вдруг Толик раздумчиво и серьезно, – курицам тоже нужно мясо… Для них это мясо.

Каракурт, что в переводе означает «черная смерть»

А это один из знаменитых рассказов Толика. Вот как оно бывает с каракуртом на самом деле…

Вечером Толик выпил. И не то чтобы выпил – просто встретил приятеля. Ну, выпили. Выпили в честь того, что выпутались из переделки, в которую впутались, когда выпивали третьего дня.

Толик пришел домой не то чтобы пьяный. Пришел и рухнул в постель под причитания жены. Во сне он икал, рыгал, клокотал, ворочался, раскидывался, задыхался, ругался, плакал, храпел – в общем, спал неспокойно. Потому что, во-первых, он все-таки выпил, во-вторых, была отвратительно душная ночь и, в-третьих, с утра было на смену.

Однако к смене он не проспал. Он даже проснулся раньше обычного: было всего часов шесть. Все гудело, саднило, трещало, ломало, горело – в целом, много неприятных ощущений. И все бы ничего особенного, если бы не было еще чего-то не совсем похожего в ощущениях. Так он лежал неподвижно, переживая похмелье, пока не выделил необычное беспокойство в единицу: особенно горело плечо, и вообще он был полупарализован. Он отвел плечо и увидел трупик каракурта.

«Придавил, значит, беднягу…» – подумал он, пряча каракурта в портсигар.

Он даже испугался, но потом вспомнил, что первое средство (а в больнице ему быть не раньше, чем через два часа)… первое средство – наспиртоваться. А в этом отношении ему повезло.

Но и еще не мешало бы…

Обдумав все это, он растолкал жену.

Жена, уснувшая сердитой, проснулась тоже сердитой. С криком.

– Беги к Бобру – неси пузырек, – сказал Толик, суммировав в этой краткой фразе свои предыдущие рассуждения.

Жена, конечно, возмутилась и сочла, что Толик потерял всякую совесть. Что ему уже мало выпить тайком, так он уже ее саму нахально за водкой посылает, да еще с утра…

– Хватит, – сказал Толик. – Поспеши. Меня каракурт кусил.

Та, конечно, не поверила – и нет предела его наглости… Но Толик – он только молча раскрыл портсигар и ничего не сказал. Жена быстренько выскользнула из палатки в предрассветное утро.