Нулевой том (сборник)

– Ну, а ты что не признаешь своих-то? – спросил он волчонка. Тот не отходил от его сапога и жалобно смотрел вверх. – Ты думаешь, я волк, а не они? – Он приподнял волчонка поближе к сетке, чтобы тот видел и его видели. – Вон, и они тоже тебя не знают. Ну, звери и есть. – Волки так же отрешенно и безостановочно бегали по клетке, никого не видя.

– Дядя Харитон! – раздался громкий шепот.

Харитоныч допил лекарство и крикнул. Понюхал рукав, смахнул слезу.

– Дядя Харитон!..

Харитоныч сунул пустой пузырек в карман и осмотрелся: из-за сарайчика манила Варя.

– Ну что?.. – взволнованно шептала.

– Не приехал еще, Варенька…

– Но – приезжает?

– Кто его знает… – меланхолично и замедленно под действием лекарства сказал Харитоныч. – Может, едет…

– Так едет или не едет?!

– Не понял я, хозяйка вроде сон видела…

– Вы что, смеетесь надо мной?..

– Нет, что ты! И ты видела, и она видела.

– А вы ей рассказали про мой сон!.. – ужаснулась Варя.

– Нет, не успел.

– Так вы едете назад или не едете! – рассердилась Варя.

– Куда ж я поеду, я вон его не пристроил… – Харитоныч указал на волчонка.

– Так я сама поеду!

– Как же ты поедешь, когда ключ-то от реки у меня, – Харитоныч показал ключик от замка.

– С кем ты там шепчешься! – раздался зычный голос Екатерины Андреевны.

Варя отпрянула за угол, Харитоныч подхватил волчонка и снова показал его волкам.

– А вот с ними… Слушай, они будто своих не узнают…

– Отдай сюда, старый дурак! Что у него, ножка? А шину кто ставил?.. Варя? Ты что прячешься-то, я тебя уже видела, выходи.

Смущенная и злая, появилась Варя.

– Значит, берешь волчонка-то… – Харитоныч ретировался. – Ну и хорошо, а я пошел… Ждут там меня, поди, на том берегу…

Екатерина Андреевна в сарае. Здесь лопаты, метлы, птичьи клетки, флаг, сети, весла, завешенная мешком статуя с торчащим из-под нее сапогом, спасательный круг и шкаф-сейф. Повсюду развешаны пучки сухих трав. Сейф открыт, полки его уставлены бутылями и банками, колбами и пробирками, ретортами и мензурками. Наружу торчат банки с угрожающими этикетками: яд, череп и кости. Екатерина Андреевна колдует – просматривает свои настойки, сливает, фильтрует, варит – это ее лаборатория.

Варя ей ассистирует.

– А я думала, что ты на меня рассердилась…

– За что? – удивляется Варя.

– Ну, что я тебе тогда адрес Сережин не дала, когда ты поступать ездила…

– Адрес можно и в справочном узнать.

– А вот и нельзя, – по-детски говорит Екатерина Андреевна. – Он комнату снимает.

– Тогда на работе его можно найти.

– Да… Ну и что, нашла?

– Не искала.

– Ну и правильно. Он занят по горло. Да и вряд ли стал бы тебе помогать.

– И хотел бы, да не мог, – усмехнулась Варя.

– Ты откуда знаешь! – вспыхнула Екатерина Андреевна. – При его связях… Мог бы. Только я против этого. Теперь все по блату. Нельзя с этого жизнь начинать.

– Вот я с этого и не начала.

Екатерина Андреевна пристально взглядывает на Варю.

– Постой… Как-то ты странно со мной разговариваешь… Господи! Да ты никак беременная!..

Варя вздрогнула.

– Откуда вы знаете?

– Вижу. Ты лучше спроси: как я сразу-то не заметила! Я до того, как сюда приехала, около тридцати лет сестрою и фельдшерицей проработала, – заговорила Екатерина Андреевна не без самодовольства. – Ты спроси: у кого я работала!.. Пациент входил – профессор по лицу видел, чем человек болен. Это были врачи, теперь врачей нет, теперь кандидаты и доктора. Это сейчас человека анализами замучают, шарлатаны. А я без диплома тебе и срок скажу, не щупая, и пол, может быть, угадаю. Только от кого – этого не скажу… – Екатерина Андреевна даже ухмыльнулась, настолько ей понравилось, как это она точно угадала, но и Варя усмехнулась, чего «зрящая насквозь» Екатерина Андреевна уже не заметила.

– Вот и ваш сын – скоро кандидат…

– Сережа-то… Сережа – настоящий врач, мне кажется. У него пальцы видят. А что кандидат – хорошо, сейчас другого пути нет. Вот зря науку-то мою забросила, он у меня многому научился. Этому в институте не учат: у них болезнь сама по себе, а человек сам по себе, у них болезнь одна на всех, как закон, а я тебе скажу: сколько людей, столько болезней. Вот Иван Модестович, к примеру, разве же это болезнь? Это Иван Модестович… – Екатерина Андреевна вздохнула и обратилась к реальности: – Что делать-то будешь? Снова поступать?

– Не знаю, – неохотно сказала Варя.

– Постой, как же ты поступать-то будешь?!! Так вот зачем ты заявилась?! И не думай – я тебе ничего не дам! Это не болезнь. Я от этого не лечу.

– Я не за этим, – суховато сказала Варя. – Сами же хвалили свою науку – столько-то, если мне было бы нужно, я давно знаю.

– Ну, положим… Впрочем, и хорошо, раз ты так. А кто такой, не скажешь? Я что-то здесь никого тебе подобрать не могу… Ну, и не надо. Я не любопытна. Не вовремя, конечно… Ну, да эти дела вовремя теперь не бывают. А может, и лучше, что сразу… Я вот Сереженьку в сорок пять родила. В сорок пять и в сорок пятом. Родила, и только тогда поняла, что война – кончена. Каждый день бога хвалю, что успела. А жаль, что только одного его… Сережа-то мог бы внуком моим быть по возрасту-то… – Старуха вздохнула. – Так что ты не горюй…