Нулевой пациент.

- В этой стране нет правды! Да и не было её здесь никогда. Кому она тут нужна? И какова была бы её цена, если в ней нуждались? Нет! Тут все по-другому, хотя и говорят, что все по-настоящему. Дома, эти дороги, города – все не правда. Вся Америка сделана так - из картинок и слов. Одним пообещали, другим показали картинки, у третьих под носом пошуршали зеленью. И все. Сила убеждения. Идеология. И больше ничего. – Росс пропустил мужичка, мучительно топтавшегося возле него и по-собачьи услужливо заглядывающего ему в глаза. Росс в нем признал работника кухни, пропустил. Продолжил внутренний диалог.

- Ну, если так все плохо, какого рожна все сюда лезут? И не просто так идут ходоками, а самолетами, поездами, машинами, на кораблях плывут. Что им тут всем – медом намазано? – Возле клуба, вместе с первыми признаками вечерних сумерек, стала накапливаться толпа. Люди переминались, пританцовывали, многие энергично что-то жевали – они все разминались перед приемом брызжущих кварков успешности. И готовились платить за эти призраки. Росс посмотрел поверх голов, и все эти люди показались ему ничтожными. Думают, что город их принял, но нет, как и все другие – занимаются самообманом. И даже, если они строили этот город, он с ними расплатился сполна, и не готов больше принимать их условий. Конечно, это не Вашингтон, не Лас Вегас. Но и захудалым его сложно назвать, особенно если знать о его ночной, тайной жизни. Той жизни, где город забирает время у жителей, освещая им свои артерии, заманивая еще таких, как эти, олухов.

- Эти, - он кинул на очередь презрительный взгляд, - как и те, что прибывают сюда миллионами за фантомами американской мечты. Все они готовы платить цену, и все рассчитывают получить свой кусок. Никто не сомневается. Но Америка, как и этот клуб – словно сука, защищает своих щенков. Просто так не забрать своего счастья, сначала надо стерпеть укусы и злобное рычание. Самому стать зверем, что бы эта волчица поняла, что ты сможешь защитить свою мечту, свое счастье.

В клубе взвизгнули медью трубы, раздалась тяжелая барабанная дробь, а потом без вступления, без паузы, понеслась черная музыка, и хриплый голос негра затянул blue devils штата Луизина. Белые в очереди задрыгали конечностями, застучали подбитыми каблуками, задвигали еще энергичнее челюстями, тщательно стараясь пережевать не пережёвываемое.

- Сначала купили лояльность черных за годы рабства, а потом сами стали рабами. – Сморщившись и не в силах смотреть на корчащиеся тела на брущатке, отвернулся от очереди Росс.

- Ей! – Его позвали из зала. Он обернулся и увидел босса. – Давай! – Замахал он рукой Россу, показывая, что можно начинать вечер. Толпа вздрогнула, зашаталась, словно лес стволами деревьев, двинулась на него многотонной массой. Но все еще была боязливой, недоверчивой – не верила в то, что он получивший свою мечту, может случайно загрызть, неверно растолковав их порыв.

- Этот та еще свинья! – Продолжал он сам с собой разговаривать, одновременно просеивая очередь на тех, кто осчастливленный и улыбающийся, обладающий волшебным картоном приглашения, проникал вовнутрь, сквозь кроличью нору входа, и тех, кто вынужденный своей непричастностью, остался тут на тротуаре, продолжать пантомиму ускользающей надежды. – Как же он похож на моего ублюдочного отца! – Росс задумался, вспоминая.

… Да что ж сказать – такая судьба. Она у каждого своя, кем то выбрана и подарена – на, держи, пользуйся и не обляпайся! А если ты думаешь, по своей наивности или лучше сказать глупости, что это не твое, не твоя судьба – попробуй, исправь. Только все это дудки! Ничего не исправить! И даже, если на секунду тебе показалось, что ты хозяин своей судьбы – тут же опустят на место, да еще наградят увесистой затрещиной. Уж что-что, а это он понял по всем тем тумакам и шишкам, что наградила его эта судьба.

Он стал подозревать об этом еще в детстве, когда его любящий подвыпить отец, приходя с очередного застолья, распускал руки на мать. Ему лет пять, наверное, было, и он еще не знал, насколько тяжелая рука у отца. В этот раз он решился, выскочил наперерез пьяному вдрызг отцу, когда тот уже намахивался на дрожащую от ужаса мать и заорал, что было сил:

- Уйди!

И тут же получил ладонью по уху. Он тогда потерял сознание, а когда очнулся, обнаружил себя накрытым одеялом на белых больничных простынях, как потом стало ясно, провалявшись тут почти неделю. Рядом сидела мать и виновато, как-то жалостливо, заглядывала в его глаза. Отца не было.

Мать тогда сказала, что они любят с отцом друг друга, а произошедшее стало случайностью, ошибкой. Что отцу очень жалко и что не пришел он по одной простой причине – задержался на работе, но передает ему, Россу, своему сыну, привет. Говоря все это, мама отворачивалась от его взгляда, пряталась в одежду, сутулилась. Он спросил, что случилось, она торопливо ответила, что все хорошо, и что они ждут его скорого возвращения.