Не все родовитые на одно лицо, боролся я на руках с сыном Боярина Жукова, нашего соседа с запада. Согласились на ничью. Его отец пригласил меня к себе. Говорит, дело есть, зайди, как время будет.
Вот и он! Миг, когда к нам — женихам, стали выводить невест. Кому повезло, тех вёл отец. Мои девочки шли сами, в красных, пушистых сарафанах, символизирующих радость и защищающих от злых духов, огня и порчи. На лицах улыбки, что ярче солнца. Долгий затяжной поцелуй с Ао. Вкус земляники. Дрожащая как лист на ветру Агнешка — малина. И решительная Беатрис — клубника со сливками.
— Любо! Любо! Любо! — Кричали со всех сторон люди, хлопая в ладоши и провожая завистливым взглядом молодых. Стогов вокруг дерева, что в данный момент светилось мягким светом — насчитывалось сорок три.
Стоя рядом с входом в гнездо — девочки скинули сарафаны, под которыми ничего нет, чуть поёжившись на ветру. Я помог им подняться, любуясь, так не похожими друг на друга попками, что перекатывались слева направо. Кругленькая как арбузик, крепкая как грецкий орех и мягкая как хурма.
— Я первая, — повалила меня в спружиневшее сено Ао, оседлав. Привычно приняв меня, она охнула, и стала подпрыгивать, пища как в первый раз. Не прошло и пяти минут, как она стала громко кричать, царапая меня коготками и задрожав, упала на грудь, обняв и пустив волну света, что разошлась окрест, обдав всех теплом.
— Люблю тебя, жена моя, — прошептал я ей на ушко, перевернув на спину, и оставил отдыхать, прикрытую одеялом. Следующей была бойкая Беатрис, чей страх был виден лишь в глазах.
— Не бойся, девочка моя, — уложил я её, разметав огненно рыжие волосы по ложу из сена и став делать массаж, изучая каждый изгиб её тела, каждую впадинку… — Теперь ты моя жена, — прошептал я в её ушко, куснув.
От пискнувшей от боли малышки разошлась прочь волна красного света, что принесла бодрость. Глаза её светились счастьем. Ночь наполнили чмокающие звуки и вскрики других пар неподалёку. Там тоже пищали и стонали девочки, что стали женщинами. Кровь окропила эти земли. К нам присоединилась Агнешка, вся дрожа от страха и возбуждения.
— И как бы я выдержал такое, не выпив эликсир Сварога? — Лежал я и облизывался, как кот объевшийся сметаны. Жёны спали, запрокинув на меня свои ноги. Десять часов к ряду мы не унимались, когда как стоны других пар смолкли уже давно!
— Ну, мужик! Сразу три жены! — Восхищался мною Серёга, пока я перебирал бумаги у себя в кабинете, а они с Мишей попивали моё коллекционное вино. — Ты-то вторую, когда возьмёшь? — Задал он провокационный вопрос, подмигивая.
— Стоит мне заикнуться о таком, как моя София, мигом превратиться из любящей меня гречанки в мантикору! Сковородкой побьёт! — Потёр он голову, по которой видимо уже получал.
— Ахахахаха… — Заржал последний холостяк среди моих друзей. — Подкаблучник!
Я же заканчивал наводить порядок. Производства всё расширялись. Доход рос, но главное не это:
— Расскажите-ка ещё раз. Что вы там дурни без меня сделали? — Хотел я подробностей.
— Не беспокойся, — беспечно махнул рукой Серый. — На нас не выйдут. Мы этого подонка у дома подкараулили. Он и пикнуть не успел! Как тени сработали!
Пока меня не было — эти ухари сына Боярина Захудалого замочили! Какого, а? Так то всё верно конечно, но слишком уж быстро. Слишком! Шум ещё окончательно не стих, а они…
— Ладно, уже ничего не изменить, — недовольно я смотрел на них, хмуря лоб. Сам хотел с ним разобраться, а тут они влезли.
— Ты главное вот что глянь, — передал мне кипу бумаг друг. — Мы его чутка, поспрашивали перед концом, вот он и рассказал пару интересных вещей. Откупиться думал! С чернухой, и шлюхами ты, как я понимаю — связываться не хочешь?
— Не знаю о чём ты, но нет. — Встал я в жёсткую позицию. Органы из людей вырезать? Или наркотики гнать?
— Вот! — Поднял он палец. — И парнишка этот не хотел. После того, что произошло — он в дом отца наведался и вынес эти купчие. Мало кто знал, что его папане принадлежит эта собственность, приобретённая для отмывания денег. Так что мы с чистой совестью можем её прибрать. Продадим, а добычу разделим. Треть на брата.
Я стал смотреть. Ресторан, сеть продуктовых магазинов и хлебопекарня. Если они и, правда, чистые, то пускать с молотка, их смысла нет. Себе оставлю. А парням заплачу рыночную стоимость из своих. Давно пора было свою точку заиметь в городе… На ловца и зверь бежит.
— Что думаешь? — Спросил я управляющего, Ивана Аркадьевича, за осмотром наших новых владений.
— Хорошее приобретение господин. Перекупщикам платить теперь не надо! Товары сами будем реализовывать. Одни плюсы. — Сверялся он с бухгалтерской книгой.
— Это так. А пекарня? Осилите? Половина работников разбежалась… — Волновался я.
— Рабочих рук больше, чем надо. Справимся!