Нулёвка

— Остальное вы и так знаете. Стадо коров в пятьдесят голов. Отара овец в триста штук. Кроликов не пересчитывали, как и кур. Много. Картошка уродилась.

— Любо. Молодцы. Можешь идти, я с документами поработаю, — кивнул я на стопку бумаг на столе. Договора со старостой Черняево, школами, Хабаровском и работниками. С частью — на поставку молока и сыра. Всё надо прочесть и завизировать. Секретарь! Нужен секретарь, зарылся я в бумагу. — Завтра в поход. Разведка. Не до того будет. Маршрут сложный.

— Вы поберегите себя там господин. Как нам без вас? — Поклонился он, затворив за собой дверь.

— Поберегу, — прозвучал голос в тишине комнаты.

* * *

— А, попались!!! — резко распахнул я сарай, вспугнув как пичуг Михаила и Софию, целующихся на фоне сена. Покраснели, как помидорки! Так мило! Словно им лет по пятнадцать и их застукали мамка, с папкой…

— Прости батюшка, — стала виниться первая красавица на моём хуторе.

Ох уж эти староверы… Если принял в семью, дал кров и хлеб насущный, значит старший в семья. Батюшка! И никак иначе! А я ведь на десять лет моложе и на голову ниже!

— Благословляю вас, дети мои. Именем солнца и луны, — стал я дурачиться, подражая монаху, которого видел намедни. Он вещал проповеди на ступенях храма, просвещая обездоленных, калек и не зрячих, что попрошайничали на ступенях святого места. Вот только стоило ему заикнуться, что он договорился с гильдией кожевенников и их всех берут на работу, где будут поить, кормить, и обеспечат крышей над головой, как толпа вмиг переменилась. Свершилось чудо! Отбросив костыли и узрев — попрошайки, якобы калечные, наваляли ему так, что он еле дополз своими силами до больницы! Времена разные, а нравы одни.

— Спасибо, — на полном серьёзе восприняла София благословление. — Я закатил глаза.

Помявшись и переглянувшись с будущим мужем, она продолжила:

— Господин мой, мы месяц не спали, думали, как отблагодарить вас, за спасение. И вот! — протянула она черный вязаный венец — на голову, для поддержания волос. По центру был изображён серебряный единорожек с глазками пуговками.

Миша пытался не засмеяться, изображая кашель.

— Мы заговаривали его, пели и водили хороводы, пытаясь напитать его своим счастьем, — вновь засмущалась она. — Как нас учили матери, а их-их матери.

Я не Миша. И к таким вещам отношусь серьёзно. До сих пор помню историю старухи Папендук, из тупика гончаров, что в Староместе. Её внучка, солнышко пятилетнее, извернулась из объятий бабушки и выбежала под ноги дочки богатейшего на тот момент человека города. Сбив свою ровесницу с ног. Та заплакала… По приказу родителей, солнышко зарубили на месте! Последнее, что осталось у старушки в жизни. Последнее… Чума унесла остальное ещё раньше. Я стоял в сторонке и смотрел. Мне было девять.

И тогда она прокляла. Так прокляла, что эту историю запретили печатать в газетах, вычеркнув из истории города. Ни капли силы не было использовано! Одни слова, старой, беззубой старухи:

— Пусть же вас настигнет кара небесная, в стократ ужаснее настигшей меня, — сказала она, прежде чем умереть от остановки сердца.

Кто воспримет такое серьёзно? Вот и они пропустили мимо ушей. А зря! На следующий день, из особняка семьи, не вышел никто. Стражники, зашедшие внутрь, выбежали оттуда — белые, как мел. Будто сама смерть гналась за ними. Дом, в котором стены, пол и потолок были залиты кровью, сожгли. Тел не было… Никто не найден и по сей день. Такая она — сила женской молитвы, которую не стоит недооценивать! Сила любви.

— Спасибо вам, — с благодарностью принял я повязку, одев её на голову. Волосы, что я отрастил до плеч, расправились сами собой.

Миша вновь закашлял.

Глава 9

Отступление 5

— Наш пострел везде поспел — в медные пояса метит? — заметил тысячник.

— Похоже… — протянул его помощник, пригубив коньячку. — Прав пояс купеческий даёт немало: можно купить землицу у родов не в аренду, а в собственность или обратиться напрямую к наместнику Императора в регионе. И куча других, крайне полезных поблажек. Не благородный, но близко. Когда там четвёртый ранг? А поясок — вот он!

— Ни думал никогда о таком. Торговать? Неее… С мечом сподручней, — погладил он рукоять с любовью.

— Напомнить тебе времена, когда мы кашей питались без масла? Это сейчас о-го-го!

— Не надо. Я помню, — обратил взор в окно глава гарнизона, что и сам когда — то окончил училище и голодовал в интернате.

* * *

— Лови ГАДА!!! Держи, держи — загоняй. — Визжали полуголые девчонки. — Зажали они меня в угол! Ух! Что происходит? Сейчас всё объясню! — Не уйдёшь! — чуть не схватила меня самая быстроногая. На китаяночку похожа.

Нарвал я понимаешь веников: берёзка и можжевельник и пошёл в баню. Всегда мечтал попариться! Столько слышал об этом, но сам никогда не был. Говорят, там заново рождаешься! Словно крылья отрастают. Ни в интернате, ни в училище — это не практиковалось. Как это? Дать грязи выйти самой — с потом, а не бултыхаться в ванне! Не положено! А хотелось… Мечты сбываются! Да, сбываются…