Нубук

Но постепенно о несбывшемся подзабылось, досада слегка притупилась. После армии грянул переезд, наступила деревенская жизнь; связки книг по истории лежали нераспечатанными вот уже без малого пять лет, и лишь изредка, когда взгляд попадал на какой-нибудь корешок с надписью "История Средних веков. Том 2" или "Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России", в груди что-то сжималось и кололо и мерещился никогда не виденный университет, слышался никогда не слышанный голос профессора... Но только что толку - слов не разобрать, здание университета расплывчато и бесцветно, а сорняки на грядках близки и реальны, и я бежал в огород, зло ухмыляясь, матеря побередившие душу книжонки.

И вот он, Новосибирск, - за стеной вагона...

- Вы куда, молодой человек? - удивилась проводница, преграждая мне путь в тамбур.

- Покурить.

- Хм, проснулись! Через две минуты отправление... Почти час стояли, нет, надо обязательно в последний момент...

- Ясно. - Я пошел обратно.

Поезд тронулся, и мои соседи незамедлительно расстелили на столе газету, достали из портфелей пакетики с беляшами, копчеными окорочками, выставили поллитровку "Земской", четыре бутылки пива "Сибирская корона", пластмассовые стаканчики.

Густобровый набулькал в стаканчики водки, сладостно выдохнул:

- Ну, поехали! Давай, Борис Михайлович!

- Можно? - усмехнулся тот, мягко чокнулся с попутчиком.

Выпили, глотнули вдогон водке пивка, взялись за беляши.

- Так чем же ты мне возражать-то хотел? - пожевав, спросил густобровый. Чем тебе моя позиция не глянется?

Лысоватый, будто услышав команду, утер платком жирные губы, торопясь, воспламеняясь волнением, начал:

- Вот смотрите, Юрий Сергеич, вы, как я понял, за либерализм этот, за...

- Но - с оговорками! - тут же перебил его густобровый. - С оговорками!

- Угу, с оговорками, но все-таки... А ведь это же сказка - либерализм ваш. Для Швейцарии какой-нибудь он, может, хорош. Швейцарию, ее пальцем закрыть - и нету. А у нас по-серьезному... У нас - только державность! Можно даже сказать - тирания. Ведь мы, Юрий Сергеич, имперское государство!..

Я лежал на полке, глядел то в доступную мне щель окна, на широкие, светлые улицы Новосибирска, то вниз, на разговаривающих мужиков, то на забившуюся в угол челночницу, которая читала увлеченно книжку Синди Гамильтон "Проблеск надежды"...

Слушать соседей не было никакой охоты, их разговор точь-в-точь походил на споры, что возникали почти каждый раз, когда я ехал в автобусе в город или из города... Интересно, кто они? В костюмах, купленных лет тридцать назад, при галстуках, лица и фигуры работяг. Язык начитанных плебеев. Раньше, по книгам, по фильмам, я видел такими прорабов, каких-нибудь начальников участков, снабженцев или экспедиторов. А теперь, в девяносто седьмом году?.. Неужели остались такие должности и такие люди, просто о них не пишут больше книг, не снимают фильмов? А они, оказывается, сохранились, они ездят в свои командировки, совещаются в каком-нибудь главке, пытаются выполнять план, получают выговоры или поощрения, а на досуге ведут "умные" разговоры, размышляют, какой тип правителя для нашей страны предпочтительней.

Густобровый сошел в Барабинске, лысоватый - через полтора часа, вместе с челночницей, на которую они в пылу спора так и не обратили внимания, в Чанах. Появились новые пассажиры, с новыми сумками, книгами и журналами, новыми проблемами, разговорами, а я все ехал, изнывая от скуки на своей верхней полке. По полчаса готовился спуститься и поесть; изредка выходил в тамбур курить. От безделья ныли привыкшие к работе мышцы, спать почти не получалось.

И все же конец трехсуточному заточению приближался. Чаще стали мелькать по сторонам дороги городки и села, ухоженней стала природа. Я уже с интересом глядел в окно и читал названия станций: Нея, Мантурово, Галич, Буй... На десять минут мы остановились в Ярославле. Здесь уже по-настоящему цивилизованный перрон: не надо сползать по крутым ступенькам из вагона высота платформы на уровне двери.

Я вышел, подрыгал затекшими ногами, через силу выкурил десятую за утро сигарету. Спросил у проводницы, когда будем в Москве.

- На двери купе проводников расписание, - сердито буркнула она, но тут же отчего-то подобрела, ответила вгладь: - Через пять часов приедем, бог даст.

- Спасибо.

Подсчитал, сколько придется ждать поезд на Питер. Он отправляется в двадцать один пятьдесят. Значит, шесть с лишним часов... Где провести это время? Не было бы сумок, прогулялся бы по столице - никогда не видел ее, кроме площади трех вокзалов и станции метро "Комсомольская". (Возвращаясь из армии, как раз через Москву, сидел в метро на скамейке, боясь вокзальных залов ожидания.) Но ведь есть камеры хранения, в прошлые времена, помнится, бросил в щель пятнадцать копеек - и гуляй без проблем налегке хоть двое суток. А сейчас, интересно, какие монетки надо бросать?..

- Заходим, заходим в вагон! - вдруг встревоженной наседкой стала сзывать нас проводница. - Стоянка сокращена!