Новый Вавилон

15. Воскресенский. Петроград

Губернатор Северо-Запада князь Воскресенский проснулся в творческом настроении в своем Петроградском доме на набережной реки Мойки. За окном стоял почти летний полдень, и было пора вставать из мягкой постели – на вечер планировался премьерный спектакль. Князь предстанет перед зрителями в главной роли жестокого предводителя варваров.

Поэтому сегодня, почти достроенный им замок готовится встречать важных гостей из всей Северо-Западной губернии и сенаторов из Петрограда. Его советник, – Фома Благозвучный, просил не приглашать их без разбора, но князь – губернатор не всегда слушал придворного философа.

Воскресенский потянулся, широко зевнул и босиком отправился в ванную комнату. Мраморный гладкий пол приятно холодил ступни. Возле окна тотчас встрепенулся Везувий, млеющая от жары породистая русская борзая. Князь слегка наклонил голову, и радостный пес завилял хвостом и потрусил за ним.

Почему он, Воскресенский не может пригласить на театральное представление цвет Петроградского нового дворянства? Народные избранники жаждут увидеть восходящую звезду сцены, а театр – страсть князя…

Сейчас рядом нет, слава Богу, его властной матери Алевтины, от которой он принял губернаторство, и некому помешать князю, наслаждаться игрой. Хотя, вездесущий Фома тоже считает, что увлечение театром вредит политической карьере и портит образ сильного властителя. Вот и нынче хитрец – Фома плетет новые интриги, убеждая князя бороться за власть и место нынешнего президента.

Из широкого с золотом зеркала в ванной смотрело усталое лицо человека, накануне вкусившего больше соблазнов, нежели требовалось для творческого подъема перед премьерой. Везувий скулил от удовольствия и терся о его ноги, надеясь привлечь внимание.

После представления, как всегда, для избранных был запланирован ужин с обильными излишествами, что кому нравится. Воскресенский закрыл глаза и мысленно представил вечер, обещавший приятные сюрпризы.

Совершив утренний туалет, он нехотя позавтракал в каминном зале и приказал охране через час готовиться к выезду. Все знали, что князь не отличался пунктуальностью – только через два часа он торжественно погрузился в белый лимузин с флажком губернии. В сопровождении черного автомобиля с охраной Воскресенский тотчас отбыл из Петрограда в направлении своего замка, расположенного в двух часах езды от города.

Прекрасную дорогу недавно, по его приказу гладко отутюжили и Воскресенский, лежа на кожаном диване лимузина, спокойно повторял вечернюю роль – отрывки из германского эпоса о Нибелунгах. Князю особенно нравились строки, где победители пили кровь, сраженных гуннов:

Молвил тут Хаген, сурово

Нахмурив брови:

Жаждой томимый, пусть

Каждый напьется крови!

В пламени адском напитка здесь

Нет другого:

Пейте его – таково мое, други, слово.

– Панкрат, дай-ка холода назад, – обратился князь к водителю, – что-то жарко сегодня… – И он снова погрузился в роль, представляя себя на месте свирепого Хагена, собственноручно выпускающего фонтаны крови из жертв.

Наряду с классическими произведениями Воскресенскому не претили и произведения современных покладистых авторов. Они позволяли править их творения, вставляя туда картины его тайных желаний – устраивать, столь любимые князем, кровавые оргии на сцене. Столичные завистники не посмеют обвинить губернатора в извращенности – он лишь строго следует в постановках авторской букве.

В стране давно запретили все сочинения не – национальных авторов, и только мятежный правитель Северо-Запада, обладающий реальной властью, ставил на сцене кого хотел. Воскресенский выбирал сценарий следующей постановки из двух произведений придворных баснописцев. Если кратко коснуться содержания, то первое погружало зрителя в атмосферу жизни таинственных и порочных жрецов древней Тмутаракани, а второе открывало глаза на извращенные нравы героев классических балетов Чайковского. Князь пока склонялся к оригинальной постановке классика, где, по его просьбе добавили жестокую сцену кровавого истязания и жертвоприношения прекрасных лебедей.

Воскресенский ясно представлял, как потоки крови живописно забрызгивают и заливают белоснежные одежды балерин. Эх, жаль, нет рядом верного Фомы – некому посоветовать, какую пьесу выбрать! Старый лис – философ не одобрял фанатичного увлечения князя театром, но, тем не менее, с азартом и нескрываемым удовольствием принимал участие в ночном богемном отдыхе после сомнительных постановок.

На все просьбы Воскресенского вернуться к перу, Фома только шумно вздыхал в ответ и обнадеживал, что обязательно займется творчеством, когда будет свободнее со временем. Сетевые студии в Москве, в последнее время, разрывали популярного философа на куски и заставляли каждую неделю участвовать в постановках вместе с Катькой Сарафан.