Следующее поколение людей будет первым, которое оставит «несмываемые» следы. Коллеги Ричарда Никсона вполне могли бы стереть восемнадцать с половиной минут магнитофонной записи, касающейся Уотергейта[16], и скрыться от возмездия. А вот сегодня в соответствии с законом «О переписке президента» президент США имеет дело с постоянной фиксацией даже всех отправленных с его BlackBerry сообщений электронной почты, которые затем становятся достоянием общественности.
Поскольку любая информация «рвется на свободу», не стоит писать того, что, как говорится, вы не хотите услышать из уст прокурора в суде или увидеть на первых полосах газет. В будущем сфера применения этого совета значительно расширится: речь пойдет не только о том, что вы говорите и пишете, но и о сайтах, которые посещаете, о том, кого включаете в свои круги в соцсетях, какими материалами делитесь, а также о том, что делают, говорят и чем делятся те, с кем вы связаны.
Люди будут озабочены проблемой сохранности их персональных данных. Появится множество компаний и стартапов, предлагающих свои услуги: от приложений вроде Snapchat, которое автоматически удаляет фотографию или сообщение через десять секунд после их просмотра, до более продвинутых решений, предполагающих также шифрование и короткий обратный отсчет. Однако такие приложения в лучшем случае лишь снизят риск, что частная информация станет общедоступной. Отчасти это связано с наличием контрприложений, способных автоматически делать мгновенный снимок экрана каждого отправленного сообщения или фотографии, причем быстрее, чем вы дадите мысленную команду своим пальцам, управляющим устройством. Говоря научным языком, попытки сохранить частную информацию в тайне всегда будут неудачными вследствие «аналоговой уязвимости»: в конечном счете кто-то должен увидеть информацию, если она предназначена для того, чтобы быть увиденной. И пока это так, остается риск, что этот «кто-то» сделает скриншот или скопирует контент.
Если мы выходим в интернет, то оказываемся в публичном пространстве и готовы стать публичными фигурами. Вопрос лишь в том, внимание скольких людей мы привлечем и почему. У людей сохранится определенная свобода в том, чем они будут делиться с другими при помощи своих устройств, но проконтролировать то, что сохраняют и чем делятся другие, не будет никакой возможности.
В феврале 2012 года молодой журналист из Саудовской Аравии по имени Хамза Кашгари разместил в твиттере воображаемый диалог с пророком Мухаммедом, в частности, написав: «Некоторые ваши качества я люблю, другие – ненавижу, а многие просто не могу понять». Эти твиты вызвали мгновенный всплеск ярости (нашлись люди, которые посчитали их богохульством или отступничеством; и то и другое – страшный грех с точки зрения консервативного ислама). Через шесть часов после публикации Кашгари удалил твиты, но к тому моменту успел получить тысячи злобных откликов, угроз убийством и даже узнать о создании группы в Facebook под названием «Народ Саудовской Аравии требует казни Хамзы Кашгари». Он бежал в Малайзию, но спустя три дня был депортирован в Саудовскую Аравию, где его ждало обвинение в богохульстве (уголовном преступлении, наказуемом смертной казнью). Несмотря на то что он извинился сразу, а потом еще раз в августе 2012 года, власти отказываются освободить его.
В будущем окажется не важно, как долго были доступны для публики подобные сообщения – шесть часов или шесть секунд. Они сохранятся с того самого момента, как электронные «чернила» коснутся электронной «бумаги». Случай Кашгари лишь один из многочисленных печальных и тревожных примеров такого рода.
Как уже упоминалось, сохранность данных вследствие остаточной намагниченности останется непреодолимой проблемой везде и для всех, но как именно это отразится на людях, во многом зависит от типа политической системы и степени государственного контроля. Чтобы лучше представить себе возможные различия, рассмотрим открытое демократическое общество, репрессивный автократический режим и несостоятельное государство со слабым или неэффективным правительством.