Женщины бросили работы и окружили Ваню.
— Какие партизаны? Откуда ты приехал?
Женщины пригласили его за перегородку, усадили на стул, угостили чаем, не переставая задавать вопросы.
— А как же мне быть? — спросил снова Ваня, когда всё было рассказано.
— Ты насчет отца? Подожди, сейчас мы что-нибудь выясним. Как его фамилия?
— Морозов Степан Васильевич.
Высокая женщина записала на бумажке сведения и вышла из комнаты.
Обстрел кончился.
— А что ты думаешь здесь делать? — спросила пожилая.
— Не знаю. Учиться и работать.
— А где ты живешь?
— В общежитии.
— А кто тебе дает карточку?
Ваня замялся. В штабе его предупредили о военной тайне, и он боялся выболтать что-нибудь лишнее.
— Это военная тайна, — сказал он подумав.
Вернулась высокая.
— Вот какие дела, Ваня. Придется тебе сходить на Финляндский вокзал. Там ты можешь узнать об отце, если он здесь.
Она записала на бумажке, объяснив при этом, куда и к кому обратиться и как ехать до вокзала. Попрощавшись, Ваня вышел в коридор.
— Ну как дела, партизан? — спросила дежурная при выходе.
— Всё в порядке, — весело ответил мальчик.
— Нашел отца?
— Нет еще. Сейчас надо ехать на Финляндский вокзал.
— Ну счастливо!
Она сунула ему в карман пару лепешек.
— Держи, держи, не стесняйся.
На Финляндский вокзал в этот день Ваня не попал. Где-то был поврежден обстрелом путь, и трамвай пошел в обход. В вагоне было свободно. Ваня сел у окна и смотрел на мелькающие мимо него улицы, дома, каналы, мосты. Проехали большую площадь, всю перекопанную под огороды. Посредине ее расположилась зенитная батарея.
На остановке в вагон вошел невысокий старичок в больших очках и сел рядом с Ваней.
— Скажите, пожалуйста, как эта площадь называется? — вежливо обратился к нему Ваня.
— Раньше называлась Марсово Поле, а сейчас площадь Жертв революции, — охотно ответил сосед.
— А вот это памятник Суворову, — продолжал пояснять старичок, не дожидаясь вопроса.
Ваня с интересом слушал старичка. Тот постепенно увлекся и начал рассказывать любопытные подробности о событиях, связанных с местами, где они проезжали.
Проехав три остановки, старичок сказал:
— Сейчас будет площадь Льва Толстого. Ты знаешь, кто был Толстой?
— Понятно, знаю.
— Направо от площади будет Аптекарский остров, как назвали его еще при Петре. Он заложил там аптекарский огород. Сейчас на этом месте расположен Ботанический сад.
При этих словах Ваня встрепенулся.
— Значит, Ботанический сад тут близко. А у меня письмо туда есть…
Он вытащил сильно помятое письмо и направился к выходу.
— Спасибо вам, что сказали.
Трамвай затормозил на остановке, и Ваня вышел из вагона.
Спрашивая прохожих на каждом углу, он быстро дошел до входа в Ботанический сад. У ворот сидела пожилая женщина.
— Ты к кому, мальчик?
— Мне нужен Николай Иванович Курнаков. Я с письмом.
— Он в оранжерее, — сказала дежурная. — Я выпишу тебе пропуск.
Пока она писала, Ваня с бьющимся сердцем смотрел на дорожку, окаймленную узкими длинными клумбами, на которых уже распустились цветы. Слева, вдоль всей дорожки, помещалось низкое строение со стеклянной крышей, а справа рос крупный кустарник.
К воротам подошли двое. Один был в морской шинели и фуражке и говорил басом. Другой на ходу слушал, приложив ладонь к уху. Глаза у него были добрые, а на губах играла застенчивая улыбка. Разговор шел о какой-то выставке. Второй свернул в подъезд дома, а моряк подошел к Ване.
— Ты зачем сюда явился? — пробасил он строго.
— Я с письмом к Николаю Ивановичу, — испуганно сказал Ваня.
— С письмом? А ну, покажи!
Он взял протянутый конверт, повертел в руках и вернул назад.
— Смотри у меня! Чтобы ни-ни… Курить умеешь? — неожиданно спросил он всё тем же страшным басом.
— Нет.
— Ну то-то же, — погрозил он пальцем и ушел.
«Ну и голос!» — подумал Ваня: Он не понял, что значит «ни-ни» и «то-то же» и решил, что моряк шутил.
Получив пропуск и расспросив дорогу, Ваня направился на поиски Курнакова.
Под стеклянной крышей длинного строения он с удивлением увидел рассаду самых обыкновенных огурцов, лука, капусты. «Аптекарский огород», — вспомнил он разъяснение старичка. «Наверно, это новая капуста, лекарственная».
Строение заканчивалось аркой. Мальчик принял ее за ворота и, свернув, вышел на «северный двор». В конце виднелась высокая оранжерея с выбитыми стеклами. Поровнявшись с ней, он заметил через переплеты рам громадные папоротники, большие пальмы с толстыми мохнатыми стволами в зеленых кадках. Они стояли мертвые. Их засохшие листья беспомощно свисали до земли.
Разбитые стекла, поврежденные оранжереи, огромная воронка в саду дополняли картину.
Разве неясно, что тут случилось?
Немцы… немцы убили эти растения, разрушили оранжерею, бросили сюда бомбу. Потрясенный, смотрел он на огромные пальмы с засохшими листами. Кровную обиду за погубленное добро почувствовал здесь Ваня. Ведь это принадлежало ему, как и всем остальным гражданам страны. Он мог приходить сюда, знакомиться с растениями жарких стран, вести наблюдения, читать труды ученых, работающих здесь.
«Ну, ничего, — с каким-то упорством подумал Ваня, — всё оживет, и пальмы опять будут зеленеть. Обязательно будут…»