Новый сладостный стиль

Там внизу лежал он сам. Это было его собственное легкое и мускулистое тело, и даже ноготь большого пальца правой ступни был копией его собственного ногтя, когда-то названного археологическим. Самое же главное состояло в том, что у Зеева Кор-Бейта было лицо Александра Корбаха. Только лишь над левым углом нижней челюсти отслоился кусочек щеки и была видна кость, все остальные черты в точности повторяли лицо АЯ: и форма лысого лба, и оттопыренные уши, и растянутый обезьяний рот, и веки, стиснутые, словно смехом, двухтысячелетней контрактурой над глазными яблоками. Отплывая и приближаясь, маячила перед ним ошеломляющая маска шутовского хохота, точь-в-точь как та, что появлялась у него самого в моменты театрального восторга. Он и сам теперь отплывал и приближался, отплывал и приближался. И тут он сомкнулся с чем-то, пока еще непонятным. Значит, это я, значит, это я сам, значит, это я сам тут и был, значит, это я сам тут и был в образе этого певца Саши Корбаха, думал он вместе со всем этим. И отплывал, и приближался, и отплывал.

XII. Максимы

Ничто – это нечто,
Благость и нечисть.
Нечто – это что-то,
Грубая штопка.
Что-то – это ничто почти,
Телефон на закрытой почте.
Почти – это все,
Летучкой влетаешь в сон.
Все – это нечто,
Весь мир греческий.
Нечто – это ничто,
Только стая пичуг.

1994–1996

Вашингтон – Париж – Женева – Тель-Авив – Москва – Самара – Лахти – Висбю – Стокгольм – Париж – Вашингтон – Гринелл – Вашингтон – Флоренция – Москва – Вашингтон – Ашвилл – Вашингтон – Москва – Самара – «Иван Кулибин» – Москва – Париж – Бер-лез-Альп – Ницца – Париж – Фейрфакс